— На документах твоя подпись, личный код гражданина и заверенное юристом днк-подтверждение, — Вердана совсем не интересовало мое хреновое времяпровождение. — Чесвик нашел поручителя о временно недееспособном состоянии. Там все так крепко, что не подкопаешься.
— Я гражданин Земли, а не Марса.
— Да всего человечества! — вспылил Вердан, разразившись гневной матерной тирадой. Значит, правду говорит. — У военного ведомства Марса разрешение на мобилизацию любых граждан, вне зависимости от их происхождения. На своей планете они творят, что хотят. Критерий один — чтобы не было не единой железяки в теле. Находится не так много идиотов, согласных идти по собственной воле. Говорят, «Венет» почти не ошибается… Вот и гребут всех подряд. На Земле еще можно было бы что-то сделать… но здесь Марс, Арт, им насрать на наши права и статусы. Эти комуняки плевали на нас, на Землю и на ее «морально разлагающий капитализм». Они не любят, когда им указывают, как строить их светлое будущее.
Отлично.
Когда я впервые прибыл на Марс, подумал сначала, что мне это кажется. Задумчивые серые лица, смотрящие на тебя, будто ты в чем-то виноват. Еще ни на чьих лицах я не видел столько осуждения, как на лицах Марсиан, когда они увидели мое леопардовое пальто. «Ты не нашего племени, ты другой», — говорили их круглые глаза и поджатые рты. Марсиане нашли способ отомстить мне за то, что я не такой, как они.
— А если пошлю их куда подальше?
— Военный трибунал. Тогда тебе уже никто не поможет, — опустив голову и прикрыв глаза ладонью, Вердан обреченно покачал головой. — И ведь дело даже не в тюрьме, Арт. Оттуда всегда можно достать, но твоя репутация будет полностью уничтожена. Тяжеловесный Коршун, властитель пудовых рифов и свинцовых слов отказывается от помощи человечеству. После такого скандала ни одна студия не подпишет с тобой контракт. Общество любит героев, а не дезертиров.
— Моя репутация и до этого не особо блистала, — скептично ответил я, понимая, что теряю единственное свое лекарство.
До сих пор мне удавалось ненавидеть людей, пользоваться их ушами и не давать ничего взамен, но всему рано или поздно приходит конец.
«Ты не сможешь творить поэзию» — единственное, что я услышал между строк. Ненавижу моменты, когда так ярко чувствуешь зависимость от собственных фанатов. Можно писать в стол, но это все равно что пускать по венам воду вместо наркоты. Музыке, поэзии и голосу требовался выход. Если и сливать дерьмо со своей души, то только в другие души. Иначе облегчения не жди.
— Одно дело накачать какого-нибудь мажора, засунуть ему омара в задницу и выложить это в сеть, другое — покинуть поле боя. Люди такого не прощают, — нахмурился Вердан, — Я постараюсь сделать все чисто. Вернешься с медалью. Надеюсь, живой.
— Как быстро ты сможешь меня вытащить?
— Пока что не скажу. Все зависит от того, куда вас перебросят. Перед высадкой вы должны пройти обучение. Но это лишь мое предположение, военное ведомство не выдает никакой информации. Потребуется некоторое время, чтобы все выяснить. Я не могу развернуть корабль, Арт. Придется подождать…
По полупрозрачной голограмме пошла мелкая рябь. Вердан начал проглатывать слова, звуки захлебывались и тонули, растягиваясь в протяжный свист.
— Плохо тебя слышу! — крикнул я ему, запах дезинфекции драл ноздри, впиваясь острой иглой в мозг.
— …меня предупреждали… «Венет» глушит сигнал…
— Мы больше не сможем связаться?
— …не знаю… — Вердан говорил еще что-то, но я не разобрал, — …только вышел на медиков, чтобы откачали по высшему разряду… не дешево…
— Знаешь, еще не поднимал головы, чтобы убедиться.
В этот момент корабль тряхнуло, где-то вдалеке завыл аварийный сигнал.
— …что там у вас? Подожди, Арт… волнуйся…
Наверное, Вердан имел ввиду «не волнуйся», но помехи предпочли озвучить правду. В этот момент голограмма окончательно пошла рябью, превращаясь в поток белесых полос. Звук вытянулся в звенящую струну и оборвался, ставя жирную точку в нашем разговоре. Вслед пропало и изображение, оставив меня лежать в белесой тишине. Еще несколько мгновений я бесцельно рассматривал карту вейл-связи, будто мой взгляд мог одолеть «Венет», взламывающий системы корабля. Откинулся на спину. Под лопатками отчаянно заныло. Какой же холодный пол… на мне не было ничего, кроме тонких хлопковых штанов.
«Если пошли помехи, значит, совсем уже близко, — подумал я, — Корабль подлетел к ближнему радиусу действия нейросети. Мы у самой планеты».