С трудом согнул тело пополам, чтобы оторванные крылья на спине не начали кровоточить. На изгибах локтей виднелись свежие проколы. Отчаянно хотелось в туалет, значит, меня действительно откачивали. Рядом стояла стойка с капельницей, прямо перед простенькой кроватью, с которой меня так любезно уронили.
Судя по тому, что чувствовал я себя не максимально паршиво, врачи хорошенько поколдовали над моей дофаминовой системой. Удивлен. Не знал, что на Марсе есть такие технологии. С медициной, как я знал, там обстояло печально.
В палате располагалось с десяток кроватей, тянущихся вдоль стальной стены. Серый металл нависал под небольшим уклоном, зажимая в тиски, словно стенки удушливого гроба.
Еще пара кроватей стояла прямо у выхода с автоматическим кодовым замком. На каждой лежало по бледному телу, кто-то спал, кто-то делал вид, что в сознании, остальные наблюдали за мной с вялым любопытством. Уловил на себе пристальный взгляд, почувствовав его кожей затылка. Задумчиво растянув губы на сухом лице, мужчина сидел, прикованный наручниками к кровати. По всему его телу танцевали черные татуировки. За весь наш диалог взглядами он не произнес ни слова. Только улыбался, а драконы на его теле скалились. По сморщенному впалому животу тянулись темные чешуйчатые тела, обвивали руки, сдавливали длинное горло, ползли по щекам, пока не достигали бритых висков, останавливаясь у самого входа в разум.
«Нет, они продолжили свой путь, раз уж он находится здесь, они залезли ему прямо в мозг», — подумал я.
Рука моя поднялась, преодолевая боль в спине. Ладонь прошлась по голове, ощущая болезненной влажной кожей острые обрубки волос. Меня обрили наголо, чтобы я достойно встретил «Венет», которому на это абсолютно все равно. Впервые за пятнадцать лет я не почувствовал волос на плечах, их отрезали вместо с моим путем к отступлению в прежнюю жизнь.
— Ребят, есть у кого закурить? — спросил я у молчаливых собеседников.
Корабль перестало трясти, где-то вдали оборвался аварийный сигнал.
Глава 4
«Когда металл заменит прах, пересечет вулкан и море Колосс на глиняных ногах», — люблю угадывать очевидное в своих песнях. Пять лет назад, потешаясь надо мной, они зарядили мелодию на вершину топа. Не я виноват, что люди неправильно пользуются ушами, не я виноват, что они отказываются пользоваться собственными глазами.
«У каждой планеты изолированная система… С Венерой не произойдет то, что случилось с планетой Земля».
«Самые крепкие протоколы защиты», — слетало с экранов, передавалось из уст в уста, падало в уши, которыми не умеют пользоваться, кидалось в глаза, не умеющими читать между строк.
Отметив двадцатилетие со сбоя земной системы, я уже ни капли не сомневался в «Венете».
«Ядерным взрывом свобода клубит
Поджигая искусственный разум
Всем плевать, когда истина спит
Разбиваясь о колкие фразы», — выдал банальное около года назад, когда первые машины «Венета» начали сочинять серенады о свободе воли, а они снова закинули меня на вершину топа.
Это все короткая память.
Мы всегда находились настороже, с самого начала. Это было вполне закономерно: на свете появился еще один разум, и он, вроде как, может учиться. Это вызывало страх, подозрения, домыслы… не важно, оправданные или не оправданные. Зачастую люди мало разбираются в вещах и начинают бояться до того, как столкнутся с чем-то новым лицом к лицу. Страх перед неизведанным. Наверное, это самая правильная черта, за которую действительно стоило побороться. Но прошло несколько сотен лет, и человек забыл, что когда-то боялся. Если бы он продолжал бояться до сегодняшнего времени, может, ничего и не случилось бы. Но «новое» поглотило Землю только спустя двести тридцать пять лет. К тому времени все привыкли к роботам у себя под боком, и что они живут так же, как мы, и что у них есть протоколы, по которым они живут. Где-то там, глубоко внутри их сознания. Их не видно, но они есть, и оттого всем было спокойно. Никто не думал, что однажды они дадут сбой, ведь когда все боялись, ничего не произошло. И потом, через сотню лет, когда они продолжали бояться, ничего не произошло. И еще через сотню. А потом они устали от страха, и смеялись над тем, кто не устал. Надо мной смеялись.
«Забавный чудак, поющий о прошлом, но звучит, как настоящее. Опасность в песнях, чтобы пощекотать нервишки».
Да, чувство самосохранения у людей порядком поистрепалось. Благополучие учит слепоте. Когда у нейросети появилось сознательное ядро, общество почему-то никак не отреагировало. Милая ошибка, но еще недостаточно прекрасная, чтобы все свалилось в пекло.