— Эй, зрячий! Может, ты скажешь? — подмигнув, обратился ко мне Томаш, — Спой нам о светлом будущем. В конце концов тебя послали те, кому до него рукой подать. По крайней мере, они так говорят.
— У меня нет таких песен, — откинулся я на спинку кровати. Не знаю, шла ли мне армейская форма, но, думаю, мой стилист бы ее не одобрил. Звезды на шее, звезды на запястьях и сноп пшеницы на груди — я выглядел, как самый яростный защитник коммунистических идеалов. Мы все так выглядели. — Есть песни об ошибках, о ненависти, иногда о геометрии, о смерти… о ней я всегда пою на последних строках. Но обычно никому не важно, что поется в конце. Все начинают ловить экстаз уже посередине. Прямо перед тем, как я назову их идиотами.
— А о любви поешь? Трам-пам-пам там, ты и я, вместе навсегда, хочу иметь тебя. — Томаш хохотнул негромко.
— Нет.
— Так какого хрена тебя тогда слушают?
— Не я виноват, что им это нравится.
— Тогда придется отвечать самому, — Томаш медленно перевел взгляд на Джиана, — Мы z-отряд, последняя буква алфавита — неудачники, отбросы, ублюдки и смертники. Никто о нас не вспомнит, не назовет имен над могилами. Да и могил никаких не будет. Все, что им от нас нужно — это наши ноги, — Томаш проткнул воздух двумя костлявыми пальцами. — Два гребаных мясных отростка, которые могут шагать. Оторвет ноги, останутся еще руки. Заставят ползти на них, я и такое видал. «Венет» может взломать все, что угодно, кроме живого человека. Мясо пускают перед отрядами «альфы», чтобы оно дохло вместо них. А мы мясо, самое что ни на есть. У нас одна задача — отвлекать «Венет», который никогда не ошибается. Думаете, нас отправят на полигон? Черта с два! Отсюда — и в самое пекло. Нет ни цели, ни плана, только путь — от окопа до окопа, от траншеи и вперед, живая цель для ее лишних патронов. Ну, как тебе такой расклад, мясной мальчик?
— Но Земля почти взяла под контроль системы «Венета», — Джиан был из тех людей, что предпочитали верить лжи, чтобы не бояться реальности. — Наша хакерская сетка развивается с удивительной скоростью. Еще немного и война окончится, это точно.
— Кто тебе это сказал? — Томаш почти с интересом склонил голову набок.
— В новостях передавали. Перед отправкой видел, когда в переходнике сидел.
— Будет хуже, — заранее прервал я зарождающийся смех Томаша. — «Венет» обвил всю планету сталью, он силен и знает это. В рекламных роликах по набору добровольцев говорится о тысячах заложников. Это только начало. Будет больше. Миллионы. Ни Земля, ни Марс не могут принять толпы беженцев из числа бывших пилигримов, поэтому пытаются победить «Венет» на его же поле боя. Пока тушат пожар в одном месте, появляются сотни других. Наш корабль уже сутки петляет в космосе — разве это похоже на то, что все под контролем? Будет хуже.
— Послушай, что говорит зрячий, мальчик, — одобрительно кивнул Томаш. — Послушай и держись поближе к земле. Начинай ползти до того, как тебе оторвет ноги.
Негостеприимная Венера. Когда человек преподнёс ей подарок в виде терраформации, она встретила его сотнями градусов по Цельсию, кислотными дождями, радиацией и ветрами ураганной силы. Та еще стерва. Но эта планета обладала самой главной ценностью — гравитацией, практически идентичной Земной, а потому ее истерики человечество спокойно проигнорировало. Тогда еще не изобрели ускорители дезо-двигателей и гравитаторы, так что Марс остался дожидаться своей очереди.
А дальше — триста лет терраформации: ядерные взрывы, коррекция атмосферы, спутниковое экранирование солнечной радиации. С самого начала всю грязную работу выполняли машины, управляемые сетью под наблюдением никогда не спящего человеческого ока. Но если человек не спит, он перестает соображать. Это плохо, если ты и не думал включать мозги.
Не удивительно, что спустя триста лет Венера превратилась в место, где механический мир заранее победил. Бесчисленные, полностью автоматизированные заводы по разработке месторождений, подготовка почвы роботами-аграриями, спутниковая сеть, замотавшая двойной паутиной планету. Роботы на земле, в воде и воздухе, у тебя на кухне и под кроватью. Когда на планету прибыли первый пилигримы, на одного человека приходилось по тысяче роботов, спустя сотню лет — чуть больше двух.
Когда земные лобби перенесли производство оружия поближе к сырью — на Венеру, расхохотавшись, я сказал, что для полного удовлетворения нужно сделать еще один шаг. И через пять лет они его сделали.