Еще пару раз втянув ноздрями воздух, Джиан внезапно сморщился, согнулся и исторгнул из себя все, чем завтракал накануне.
— Простите, — неуверенно промямлил он, отирая рот тыльной стороной ладони. — Давайте отойдем на пару метров…
Предложению возражать никто не стал. К тому времени космолет с ушедшим отрядом начал взлетать, натужный рев двигателей заглушил слова. Когда он оторвался от земли, рев перешел на тихое гортанное рычание.
— Лиам прав, здесь все не так, — сказал я. — Не то небо, не тот воздух, непонятное время суток, да и планета не та. Каждый из нас должен сейчас находиться на своей. Так и будем стоять здесь до наступления ночи?
Не знал, сколько длились сумерки на Венере до нашего прибытия, но обычно переход между днем и ночью занимал несколько земных дней. Венерианский день составлял почти два земных месяца, и ночь столько же.
— Я устал, и хочу пить, — пожаловался Джиан.
— Мне кажется, о нас забыли, — пожаловался Лиам.
— Не волнуйтесь, о нас никто не забыл, — ответил Томаш. — У красной машины много дерьма за пазухой и с памятью у нее просто отлично. Но если хотите, можете попробовать дать деру. Встретят нас, конечно, пораньше, но, боюсь, это никому не понравится.
Держаться Томаша было в какой-то степени полезно, он обладал информацией, хоть и выдавал ту с большой неохотой. В основном, когда хотел показать свое превосходство. Всегда, когда хотел показать свое превосходство. «Я тут самый бывалый», — говорил он всем своим видом и вел себя так, чтобы никто об этом не забыл. Однако, о венерианском прошлом, в котором участвовал в каких-то сражениях, он так и не рассказал.
— Я думал, нас отдадут под юрисдикцию Конфедерации, а не Марса, — подал голос высокий, плечистый и толстый человек с очками на пол-лица, которого забыли вместе с нами. Он то и дело тыкал указательным пальцем в переносицу, возвращая очки на место. Интересно, почему не сделал генетическую коррекцию зрения?
— А сам-то ты откуда? — скрипнул Томаш.
— С Земли. Потом меня посадили в космолет с красными звездами, но я думал, что это всего лишь транспорт, — нахмурился толстый.
— С чего это? — хохотнул Томаш.
— Потому что они не имеют права менять юридический ареал. Это незаконно, — он снова поправил очки. — Так же меня держали в полной безвестности до самой высадки. Это тоже незаконно.
Так вот оно что. Законник и, наверняка, поборник гуманизма. Такие стояли в первых рядах тех, кто меня не слышал. На самом деле они любили слушать только себя и обижались, когда им предлагали послушать что-то другое. Нечестная игра. Почему все слушали только их? Почему не меня? Что в моих словах такого, во что невозможно было поверить?
Наверное, у них были лучшие пиарщики. Думается, жертвенники воспринимаются весомей, чем наркоман в леопардовом пальто. Нужно будет все-таки уволить стилиста.
Добровольный отказ от медицины впечатлил землян. «Наше тело страдает вместе с попираемым «Венетом»! Его боль — наша боль!» А в итоге у толстяка огромные линзы на морде. Удивительно, что он не избавился и от них. Но, видимо, борьба за общее дело нуждалась в кое-каком зрении.
Случалось, что слишком активных законников посылали на «спасение аналогичного вида», и они были вынуждены воевать за человечество. Да уж, с первой атакой «Венета» приоритеты Земли быстро поменялись. Иногда она предпочитала отдавать таких на растерзание Марсу, и тогда они уже воевали во имя светлого будущего. Так было проще всего избавиться от громких глоток и избежать общественного резонанса, я же называл это сакральной жертвой. Все, что попадало в руки красной машины перемалывалось без остатка, и никто не мог возразить ей. Да никто и не пытался. Земная Конфедерация умывала руки, рисуя Марс в красно-черных тонах, и он не был против ее подарков. А на репутацию ему было плевать. Светлое будущее… в последнее время эти два слова звучали так часто, что я и сам почти узрел его, вглядываясь в черное небо Венеры.
— Знаешь, приятель, — Томаш почавкал чем-то во рту, надеюсь, не собственными зубами. — Все мы здесь по ошибке… как бы случайно. Я про то, что запихнули нас сюда именно от Марса. Так уж получилось, что тот, кого я кокнул, оказался заядлым комунякой. Его дружкам не понравилось, что я сокращаю их популяцию на Земле. Они как бы это сказать… землю роют носом, чтобы в Конфедерации их было как можно больше. А я пришел и сократил их на одну единицу. На его месте мог быть кто угодно, скажем так, ненавистный ими капиталист, и мне ровным счетом ничего бы не было… но сдох именно этот. Зрячий просто попал под горячую руку, потому что дурак, хоть глаза у него и не на заднице. Этот малый, — Томаш кинул на Джиана, — тоже попал под горячую руку, потому что дурак, но глаза у него все-таки на жопе. Неблагополучные члены общества! Наш Робин-гуд, скорее всего, тоже взял у того, у кого брать было не нужно. — Лиам согласно кивнул, — А вот от тебя, дружок, — Томаш ткнул жилистым пальцем в грудь толстяку. — От тебя избавились совершенно сознательно. Ты единственный, кто оказался здесь не случайно.