Но там, где мы оказались, цветущим место не назовешь. Отравленная земля — единственное, что смогло остановить безумие искусственного мира. Он оборвался резко, внезапно, будто один мир выключили и тут же переключили на другой. Я даже помню этот момент: перед носком сапога пролегала четкая зелено-черная линия. Зеленый океан позади, черная, ядовитая пустыня — впереди. Шаг, и ты в иной реальности.
Я прикоснулся к робкому лепестку, торчащему из жесткой толстой лианы, и он мгновенно сложился. Это единственное, что породил ядовитый перегной. Когда-то сочная зелень бледнела, перенимая на себя серость сумерек. Она прерывисто огибала проржавевшие перекладины большого ангара с чередой загонов для скота. Бетонные стены кое-где обрушились, крышу разъели кислотные дожди, стальные заграждения превратились в труху. Прикоснись — рассыпятся, оставив на пальцах пыльцу ржавчины. Почти в каждом загоне лежало по дохлой корове, с которой когда-то сцеживали молоко. Под белесыми обломками костей лежала высохшая и стерильная плоть, так и не привлекшая хищников. Она тоже была ядовитой. Война застала их врасплох. Рядом со мной болтался длинный коровий череп на ремне, на момент химической атаки животное было привязано к столбу, но загон был открыт. Под тяжестью тлена шейные позвонки треснули, скелет осел на пол неровными обломками, но череп не упал, застряв в петле. Так и мотался туда-сюда, пока я не сбросил его ударом ботинка.
— Нас решили провести по проклятой земле, — посетовал Томаш.
— Что это значит? — спросил я.
— Здесь на много километров нет никого вокруг, — услышал я Виктора, который оторвался от щели в стене. С досадой спрятал за пазуху заглючивший навигатор и направился к нам. — Нет ни людей, ни зверей. Может, найдутся мелкие, но это будет удача. Ты — со змеями. Томаш. Вроде так тебя зовут?
— Это драконы.
— На змей похожи, — кажется, Виктору было все равно. — По проклятой земле вы идете вместе со мной. Не думай, что ты какой-то особенный.
— Мы z-отряд. Я самый отстойный. Так разрешается думать?
— На твое усмотрение.
— Почему она называется проклятой? — настаивал я, хоть уже знал часть ответа.
Не нужно шевелить мозгами, чтобы понять: отравленная земля, не способная ничего породить, рано или поздно сама притягивает подобные названия. Но что можно сказать о цветущих полях, превращающих исполинские каменные памятники в садовые фигуры?
— «Полоса Хайнлайна» — первая линия отчуждения. Сюда пришелся самый массивный удар «Венета» в начале войны. Никто не был готов. Люди спали в своих кроватях, животные ходили по лесам, Земля радовалась, как хорошо ей удалось устроить быт Солнечной Системы. Тогда еще не было «Скайблока», а протоколы защиты не сработали, — Виктор посмотрел на меня с презрением, но не свысока. Мы были одинакового роста — длинные и плечистые, только он был похож на армбота в полной комплектации, а я на базовую сборку, состоящую только из позвоночника и ребер. — Год назад об этом трубили по всем новостям. Все слушали и всё слышали. Ты где был, парень?
— Я так долго об этом предупреждал, что, когда все случилось, сам перестал слушать. Стало как-то не интересно. Наркотический угар гораздо приятней, чем удивление поставленных перед фактом людей.
— Ну, до нового угара тебе ещё не скоро — как тебе такой факт?
— А закурить-то хоть будет?
— У меня есть кое-что получше, — Виктор пошурудил в кармане разгрузки, выудив горсть маленьких конфеток в ярких разноцветных фантиках. Отсчитал ровно семь, раздал каждому, оставил себе одну, последнюю протянул мне. — Держи. Дымить фитилем на тепловые дроны не самая лучшая идея.
Джиан распотрошил гостинец, первым отправив леденец в рот. Я взглянул на ладонь: оранжевый…
— Что это? — спросил я, подозревая, что оранжевый язык у здешних военных — повсеместная эпидемия. — Дурь какая-то?
— Да, — отрезал Виктор. — Сахар. Брать будешь?
Наверное, в моей интонации можно было уловить настороженность, но на самом деле я спросил не без надежды. К сожалению, конфета действительно оказалась обычным сахаром. Еще был ароматизатор апельсина и краситель языка. Решил подождать, вдруг чего-то не распробовал. Надежда умирает последней… чувствовал, ещё несколько часов и сожрет ломка.
— Дрон, вроде, отстал, — сказал Виктор, поправляя снаряжение. — Выдвигаемся.
Виктор единственный, кто был похож на полноценного военного среди нас. Ни оружия, ни нужной электроники нам не выдали, только простенькую униформу без брони и рюкзаки с походным набором скаута. «На их взгляд у нас есть все, что необходимо, ведь это одежда смертника», — сказал тогда Томаш и я был склонен ему верить.