На медном индустриальном небе слабо мерцало то, что когда-то люди называли звездами. Это название вбирало в себя волшебство, обещание, красоту, будущее, в конце концов. Все что угодно, только не бледные плевки на ржавчине их надежд. Надеюсь, когда придет время, искусственный интеллект здесь победит. Подозревал, что Марс пойдет по той же дорожке, что Земля и Венера, но будет это еще не скоро. У него локальная сеть, обучающаяся только на заводских протоколах. По крайней мере, так успокаивают население надзирательные службы. Кому на это не плевать? Ха-ха. Наверное, всем, кроме меня.
Послышалось тихое шуршание, когда внутренний купол Птолемея начал закрываться, словно лепестки тюльпана перед непогодой. Человек всегда бессовестно плагиатил у природы, на ее месте я бы подал на него в суд.
Шуршание нарастало, занимательно перетекая в нарастающий гул, в котором я уже уловил ритм. Уууу… тыц, тыц… Небесная ржавчина стремительно темнела, теснимая непроницаемым, невидимым для человеческого глаза барьером. Никогда не замечал, чтобы купола закрывались днем, возможно, удалось бы разглядеть хоть какие-то детали. Но по мере сейсмической стабилизации Марса карантинов становилось меньше, города все реже замыкались в себе, убивая остатки животной романтики, рождавшейся исключительно в закрытых помойках без доступа свежего воздуха.
В момент, когда ржавое кольцо неба почти исчезло, глаз уловил неровный бок Фобоса — одного из двух спутников Марса. Неправильный до рези в глазах, бледный и увесистый настолько, что, казалось, упадет в сужающуюся дырку купола и раздавит оставшихся внизу. Так мне казалось каждый раз, но надежды мои пока не оправдались. Ярость его либрации, порой, была заметна даже невооруженным глазом. В такие моменты начинаешь скучать по Луне — яркой дамочке с гладкими боками и тихим нравом. Правда, человек не менял ее траекторию при проведении терраформации. Возможно, Фобосу и было зачем обижаться. Каждому в этой Солнечной Системе, от простого жука до космической пыли было за что обидеться на человека. Так что вопросов к Фобосу я особо не имел.
Гул перелился в легкий скрежет, я вскинул руку и резко сжал пальцами воздух, желая поймать мелодику механического мира. Но она просочилась сквозь пальцы, словно склизкий слизень и шлепнулась на мостовую. Я не стал нагибаться, чтобы поднять ее. Поспешил по безлюдной мостовой, пока бутон окончательно не сомкнул лепестки. Леопардовые пятна на желтом пальто вытянулись в тонкие полоски, окольцевав тело и грудь. Огромные очки превратились в фасеточные глаза, я представил себя одинокой пчелой, заблудившейся в гигантском железном улье. Развел руки в стороны и, пританцовывая, полетел до ночного клуба, в котором меня уже, наверняка, заждались. Вжж… вжж… возможно, получилось бы лучше, но начало отпускать.
Полет проходил вполне благополучно — вдоль мостовой на побережье тощей гладкой Гисперии, что брала начало под бетонными плитами города. Она разгонялась, отдавая скудные силы хиленькой ТЭЦ, уныло разрезала надвое железный Птолемей и так же уныло вытекала с другой стороны, даже не попрощавшись. Дома здесь походили на бледные кости, вылизанные до глянцевой гладкости цепким языком хищника. Особенно по ночам, когда окна закрывались вместе с куполом. Наверное, люди здесь слишком законопослушны, раз соблюдают все правила скучного комендантского часа, или слишком трусливы, раз боятся лишиться воздуха в своих легких. Интересно, как быстро я наткнусь на дружинника? Будет у кого стрельнуть сигарет.
— У тебя нет имплантов и кибернетических преобразований? Значит ты — гражданин человечества. Венера ждет тебя, она взывает плачем тысяч детей, нуждающихся в твоей храбрости! — с гигантского экрана, растянутого по тоскливой заводской стене, рыдали перепачканные грязью детские лица. — Тысячи и тысячи находятся в заложниках, ожидая спасения. Желаешь бросить вызов несправедливости и испытать удачу? Время пришло! Записывайся добровольцем и, быть может, именно ты станешь завтра новым героем человечества!
«А, может, и умрешь, — подумал я с не меньшим энтузиазмом. — Скорее всего, умрешь. Гарантированная, стопроцентная смерть». Звучало заманчиво, но сегодня у меня были другие планы. Подружиться со смертью я вполне мог и после очередной передозировки, чем и планировал заняться в ближайшее время.
Гремели взрывы, взмывал в воздух рассыпчатый венерианский грунт, а вдалеке, на кромке горизонта, пробивался робкий оттенок алого рассвета. От края до края экрана растянулось широкое лицо плачущего ребенка, видимо, именно того, что взывал о помощи. Взрыв за спиной заставил упасть его на четвереньки и зарыдать пуще. Затем маленькие ручки потянулись к пустому горизонту, на земляной куче появляется бравый солдат, спешащий на помощь, как будущий герой.