Триста пятьдесят метров.
«Венет» использует запись своих камер, чтобы обозначить черты моего лица в тусклом свете будущих молний. Взламывает один из серверов Министерства Обороны Союзных сил, скачивает списки солдат, отправленных на штурм западного энергоблока. Идет сверка, а, значит, у меня есть время.
Огромный «кузнечик» задрал массивную башню кверху, но на этот раз он не терял сигнала. В его массивной металлической груди зияла огромная дыра, сделанная хорошим энергетическим разрядом. Видимо, она повредила его мыслящее ядро, и он превратился в груду бесполезного металла. Теперь все, на что он был способен — защищать меня от мешкающей нейросети, экономящей патроны до прихода подкрепления. Поймал себя на мысли, что хорошо бы оглянуться. Как-никак, я преодолел уже треть пути, интересно, что творится вокруг.
Только сейчас я заметил, сколько людей не дошло до точки, в которой я нахожусь сейчас. Не стал считать, знал, что много. Землю устилали пепельные и черные формы, но пепельных было больше. Ровно таких, как на мне. Это была не первая попытка союзных сил прорваться к энергоблоку. Ради чего они потратили столько жизней?
Как же горят легкие… а колени ломило так, будто по ним все же попала добротная пулеметная очередь. Может, ну его? Выйти с поднятыми руками и подружиться со смертью. Да, если подниму руки, лягу прямо здесь. Но я только начал бежать, и даже обгонял. В кое-то веки у меня была фора, в конце концов, я ее заслужил. Один раз они уже догнали меня, на этот раз я хочу прийти к финишу первым.
«Венет» постарался расчистить местность на этих пятисот метрах перед энергоблоком, чтобы такие как я не смогли спрятаться от его атак. Но кое-что ему убрать все же не удалось — воронки на земле и трупы собственных «детей», которые не смог утащить бродящий где-то здесь механик. Если бы не тусклый свет, я, быть может, увидел бы его. Но опасности почему-то не чувствовалось — с этим демоном я встречусь не сейчас.
Убитое дитя с огромной дырой в груди застыло в момент своей смерти, со вскинутой металлической рукой, будто указывало на что-то. Могло показаться, что оно указывало мне путь, но самом деле оно до сих пор целилось. Пушка на его руке давно потухла, но перед тем, как у него отняли жизнь, он сам успел отнять жизнь. Я двинулся туда, где прекратился его выстрел — к чьей-то смерти.
Триста метров.
«Венет» корректирует траекторию выстрелов, основываясь на моем беглом психологическом портрете. В этот самый момент идет загрузка данных с моих личных дел всех психиатрических больниц, в которых я успел побывать за свою короткую жизнь. Он хочет глубже узнать меня. Понять, куда я метнусь в следующий момент… в этом было нечто неизменно милое, и в какой-то степени очень трогательное. Никто так не близок к тебе, как заклятый враг, потому что знает тебя лучше всех. Быть может, даже лучше, чем я сам?
Пока «Венет» знакомится с моими демонами, я бегу вперед. По одну сторону свистят пули, и по другую тоже. Я мог понять его. До энергоблока всего ничего, на мне ни царапины, а псих я еще тот. Обработать такую кипу данных за пару мгновений не под силу даже «Венету». И что это даст? Мои забеги на длинные дистанции в личных делах не отмечены. Обычно они проходили в темноте, без окон и дверей — только в моей голове, и только в моих венах.
А пока что экономия пошла к черту, в меня палило все, что умело палить. Стандартный протокол атаки и предсказуемая опасность. Слишком предсказуемая, у меня даже не треснули колени. «Венет» просто должен был оставить хотя бы один патрон для точного выстрела.
— Добрый вечер, приятель, — я прыгнул в земляную воронку и уже успел поздороваться с трупом кого-то из «альфы».
Говорят, молния не бьет в одно и то же место дважды. Тот старик сказал, что здесь все по-другому. Он был прав, и молния, которая так долго собиралась, заранее ударила в соседнюю дыру. Туда должен был прыгнуть я, ведь она ближе всего и туда не стрелял дзот. Но в этой меня ждал приятель, и я хотел встретиться с ним.
— Я тут ненадолго, — задрал голову, наслаждаясь, что лёгкие расширяются и дышат, и я чувствую их через боль. Приятель молчал. — Прости, что так долго. Я бы закрыл тебе глаза, как Маре, да вижу, они у тебя сгнили. Есть что-нибудь для меня?
У лучшего из лучших сгнили не только глаза, но и губы, обнажив желтоватый оскал. Раскрытый рот глотал воздух, сквозь дырку в глотке я мог рассмотреть его позвоночник. Шлем съехал на бок, черная униформа осела, став мешковатой и грузной. Не самый лучший собеседник, но по крайней мере, он умел слушать, не перебивая.