В емкости плескалась розовая от крови вода. Тьма лизала вене ноги. На мгновение показалось, что время повернулось вспять: Либена снова несет окровавленную воду по узкой, плохо освещенной лестнице, из-за застивших глаза слез ступеньки размываются и раздваиваются, и болит рука, но это мелочи по сравнению с тем, как ноет сердце. А там, наверху, спорят два голоса: очень похожие и очень разные, и в звуках их — гром и сталь. А может, это шумит ветер. Или воет и гремит цепью запертая в подвале девушка. И от воя глаза ее становятся черными, словно в них навечно поселилась тьма… И Ли опять боится: и голосов, и девушки, и саму себя…
— Вена! — Катерджина Крив практически вырвала таз из рук задумавшийся Либены, сунула его кому-то из проходивших мимо слуг, и непочтительно схватила хозяйку за локоть. — Нам надо поговорить.
Вена посмотрела на домоправительницу и увидела, что из строгой прически выбилась прядь, а руки у Крив дрожат.
Небо упало Ли на плечи.
Они стояли рядом, загораживая собой свет от лампы. Впрочем, лежащий на кровати человек вряд ли был способен заметить их присутствие.
— Ты веришь? Может, Катерджина неправильно поняла их разговор?
В женском голосе сквозила надежда. Чеслав с сомнением смотрел на метущегося в бреду генерала. Либена сжимала шаль бледными пальцами. Ее испуганный взгляд метался от одного мужчины к другому.
— Она слышала лишь обрывки фраз. И сложить из них полную картину сложно…
— Но вен Борз слишком много думает о том, о чем он думать не должен. И слишком близок к одной простой истине, которая нас может погубить. Впрочем, твой жених не этот самовлюбленный вен, а сид Гарне. Друг на него имеет влияние?
Лав старался говорить четко, по делу. Словно не было ничего особенного в происходящем. Словно не было угрозы. И это могло бы успокоить Либену в любом другом случае. Но не у постели раненого генерала.
— Я не знаю.
Пасынок шагнул к кровати, прислушался к хриплому прерывистому дыханию нежеланного гостя.
— Отец миловал. Он умирает.
Чеслав произнес это со вздохом облегчения, и Ли стало больно от этих слов. И стыдно. Сколько раз она представляла себе встречу с женихом? Боялась расспросов, готовила ответы — холодные, скользкие, ни о чем не говорящие. Готовилась бороться, прятаться, или даже шагнуть навстречу. Ждала его — усталого, злого, расстроенного, а может добродушного. Но не полумертвого. Не смотрящего на нее с непонятным сожалением, тоской и почему-то с затаенной надеждой.
Она не могла предать этот взгляд.
— Вряд ли это милость. Лав, мы… Мы не можем! Понимаешь?
— Еще недавно ты была готова его убить.
Чеслав сказал это холодно. Странная теплота, которую он чувствовал в словах мачехи о Невзоре, его волновала. И пугала. И злила. Он не мог попустительствовать стремлению Либены опять стать на те же грабли. Они так долго жили вдвоем, цепляясь друг за друга! А теперь…
Да, кроме нее он никому не нужен. Даже сестры Драгомира смотрят с отвращением на его руки. Но дело не только в этом. Одиночество страшит, но не убьет его. В конце концов у него есть дело — его исследования, опыты, механизмы. Но ее… Ее еще одно предательство убьет. Генерал рано или поздно узнает их секрет. И тогда Либена поймет, как ошибалась. Но будет поздно. Нет, уж лучше пусть помирает этот солдафон, чем она.
Мачеха посмотрела умоляюще.
— Ты знаешь, я могла бы…
— Это путь к виселице!
Ли вздрогнула. Отступила на шаг назад, отдаляясь от кровати. Генерал застонал, дернулся, болезненно скривился. Либена зажмурилась.
— Он не делал ничего плохого, Лав!
Злость и обида наполнили вена Силь. Ли совала голову в петлю. Сама. Опять. А он ничего не мог сделать. Тоже — опять.
— Он тебе нравится?
— Он не плохой.
— О моем отце ты думала также.
От этих слов Либена дернулась, словно от удара.
— Да. Мне нравилось его внимание. Он был интересным человеком.
— Увлекающимся, — кивнул Чеслав со значением. Ли опять вздрогнула.
— Генерал другой!
— Чем?
Либена посмотрела на кровать.
— Он прост, как табуретка, — выдала она совершенно неаристократичное замечание. Видно, подслушала пересуды слуг. — И не умеет врать.
— Для того, чтобы воспользоваться кем-то, необязательно врать. Ты хочешь, чтобы он… Ты желаешь выйти за него?
— Нас вряд ли оставят в покое. А он не самый плохой вариант, — осторожно сказала Либена. — Я почти к нему привыкла.
— И готова ему рассказать, кто ты на самом деле? И что мы сделали? Ты хочешь, чтобы он вернул в этот дом кошмар и тьму?
Сид тяжело дышал. Его пальцы скребли по одеялу. Словно ему снилось падение, от которого он не смог спастись. Либена смотрела на неказистую, укрытую одеялом фигуру и чувствовала, как дом заполняет тьма. Она уже не клубилась осторожно по углам, а смотрела на Либену из глаз Чеслава.
— Нет! — Либена шагнула вперед. — Если мы его убьем, то сами станем, как Алий! Неужели ты не понимаешь? Ты же всегда боялся уподобиться отцу! А сейчас… Мы же не… — Ли осеклась. Закрыла лицо ладонями, не в силах смотреть ни на одного из мужчин. Лав устало прикрыл глаза.
— Я не предлагаю подсыпать ему яда. Просто — пусть разбирается со своими проблемами сам. Ты помнишь: нам никто не помог.
— Именно поэтому, — прошептала Либена. Чеслав открыл глаза. Посмотрел на измученного гостя, на мачеху и решительно произнес:
— Если тебе так хочется на плаху, я готов разделить с тобой и этот путь. Но знай: ты совершаешь глупость. Прошу: подумай еще! Подумай, Ли, ради Отца всего живого! Он этого не стоит!
Либена кинулась к кровати. Чеслав с неудовольствием отметил, что она не удержалась бы и сделала по-своему вне зависимости от того, что бы он ей сказал, но с его согласием ей, конечно, выполнить задуманное проще. Вен с неприязнью смотрел, как Ли садится на кровать больного, берет его за руку — грубую, мозолистую, смотрит на огонь — и оборачивается к нему, Чеславу. Страх, ожидание боли, яростное упрямство… И надежда, что, как и раньше, он не оставит ее одну.
— Ты же…
— Я буду рядом, — пообещал Чеслав. — Если понадобится — позову.
Ли благодарно кивнула. Генерал застонал. Лаву тоже хотелось стонать, но он этого себе позволить не мог. Ему оставалось только смотреть. И ждать расплаты. В честность и благородство генерала он не верил. Каждый в этом мире одержим своим желанием. Каждый слышит только собственную правду. И если уж отец не остановился…
Генерал со стоном повернул голову и безумным взглядом посмотрел прямо на Чеслава. Либена коснулась огня свечи. Тьма алчно зашипела.
И Лав почувствовал, что тоже шипит, как змея. Сжал свои короткие, напоенные тьмой пальцы в кулак — и усмехнулся.
Ночь была темна, но в этот раз тьма мало заботила Либену. После вечернего разговора с Чеславом и последующей процедурой она так и не смогла уснуть. Ворочалась, вставала, тушила и зажигала свет, открывала и закрывала окно — все не то. Все казалось, что она сделала что-то не так, мало, плохо. Под утро, когда стало совсем невыносимо, она оделась и прокралась в комнату жениха. Словно вор, а не хозяйка дома. Словно убийца.
Невзор спал. Гораздо спокойнее, чем вечером. И безмятежнее. Даже шрамы, исполосовавшие его тело, стали выглядеть менее грозно, как будто разгладились. Либена какое-то время смотрела на жениха со странной смесью страха, надежды и бессилия, затем села рядом, коснулась повязки — одеяло во время сна сползло вниз, и мужчина лежал голый по пояс. Как-то она вчера не додумалась надеть на него рубашку после ночной перевязки. Да и как? У него рана, Либена и так боялась его трогать лишний раз. А вечером они с Лавом думали совсем о другом. Не до приличий было. А теперь вот он, может, замерз.
— Генерал?