— Не боитесь, что вино скоро будет течь по вашим жилам вместо крови? — Спросила все же Зоряна, пытаясь образумить глупца.
— Не боюсь, — вен Борз предложил даме руку, и та ее приняла с едва заметным вздохом. — Дело в том, что там уже давно течет яд. И я с ним прощаться не намерен. А вино для обработки ран. Говорят, спиртное обеззараживает.
— В таком случае за свое здоровье можете быть спокойны: внутри вас нет ни одного микроба.
— Можете еще добавить, что они издыхают на подлете ко мне.
— Издыхают?
— Интересное словечко, да? Услышал в одной пивной и решил навеки запечатлеть в своей памяти. Я, знаете ли, с некоторых пор питаю страсть к убогим вещицам.
Перебрасываясь язвительными комментариями, парочка зашагала сначала в сторону кухни, потом, отказавшись от помощи слуг, к лестнице в подвал. Несмотря на то, что кухонными работниками им были даны четкие указания, куда идти, Вадим внимательнейшим образом рассматривал каждую щель в подвале.
— А там еще одна лестница. А здесь заперто: смотрите! А тут что?
Зоряна нерешительно топталась рядом с неугомонным мужчиной.
— Разве мы не за вином пришли?
— Конечно за вином! Но разве вам не интересно рассмотреть подвал довольно старого аристократического дома? Здесь, наверно, полно тайн!
— Не имею привычки копаться в чужих вещах! — отрезала девушка и сделала пару шагов в сторону.
— Очень зря! — пожурил ее Вадим. — А там что?
Большая комната была заперта на два засова, но вен Борз не поленился их убрать. Зоряна на всякий случай вошла внутрь вместе с ним: вдруг что учудит? Но помещение оказалось самым обычным складом: мебель, сундуки, какие-то доски, старый мольберт, несколько картин, шкафы с одеждой — все валялось в некотором беспорядке, но в целом весьма аккуратно. Ни гнили, ни плесени не было — только пыль.
— А вот и сокровищница! — воскликнул вен и стал сдергивать с картин покрывала.
— Мель. Известный, кстати, художник, за это полотно можно неплохие деньги выручить. О, этот давно забыт. Но рама — из настоящего ирденского дерева! Слышите, как отзывает на стук? С переливом! А это…
Мужчина застыл перед весьма простым портретом: в кресле, обитом атласом, сидит молодая женщина в сине-бордовом платье. В руках она держит небольшую книгу, в темных волосах поблескивают цветы-рубины.
— Вы видите? — прошептал вен потрясенно. И тут же торжествующе улыбнулся. — Ну? Видите?
— Вижу, — вздохнула Зоряна. — Красивая женщина. Вы простите, но я, пожалуй, вам больше не нужна, я п…
— Нет! Ниже! Читайте, что написано!
Зоряна опустила глаза.
— «Великолепная вена Силь, жена старда Алия вен Силь.» И?
— И здесь изображена отнюдь не госпожа Либена!
Зоряна не понимала, почему портрет вызвал у собеседника столько эмоций, но осторожно заметила:
— Наверно, это его первая супруга.
— Но дата! Дата! Картине пять лет! Тогда его женой уже была некая Либена вен Борне! Года два как!
Девушка посмотрела в горящие азартом глаза аристократа и поняла, что ничего хорошего ждать не стоит.
Эпилог
На улице бушевала гроза. Деревья скребли ветвями по стене дома, выл в каминных трубах ветер, тяжелыми каплями барабанил дождь по оконным стеклам, казавшимся сейчас слишком хрупкой защитой от стихии. Зоряна долго лежала в кровати, пытаясь приманить сон всеми возможными способами: сначала вспоминала классификацию климатических поясов, разработанную путешественником Кихом Олмсом, потом считала воображаемые облака, превращающиеся то в барашков, то почему-то в насмешливое лицо вена Борз, а затем, наоборот, старательно прогоняла из головы все норовящие привлечь ее внимание мысли. Но сон не приходил. Лучшее, что можно было сделать в таком случае — поработать, или хотя бы просто почитать, но свеча давно прогорела, а смолу для лампы девушка вечером не догадалась попросить. Она и так часто засиживалась допоздна или вставала спозаранку, тратя слишком много свечей и дров для камина. На прошлом выезде, в поместье венов Крин, ей неоднократно высказывали неудовольствие таким поведением, так что злоупотреблять гостеприимством венов Силь не стоило. К тому же Зоряна еще не познакомилась с хозяином дома и не знала, что от него ожидать. Но с другой стороны, если она полчаса понаблюдает в гостиной за погодой, это можно приравнять к работе. Бушующая за стенами дома гроза действительно стоила того, чтобы обратить на нее внимание. Даже если все выкладки Зоряна уже отправила профессору в институт. Прислушиваясь к реву ветра, девушка встала, привычно оделась на ощупь — дома часто приходилось экономить свечи, и вышла из комнаты. Отшатнулась от показавшейся ей подозрительной тени, споткнулась, чуть не потеряв ориентацию в пространстве, и, кое-как выровняв дыхание, осторожно зашагала по коридору в сторону лестницы.
Ступенек не было. Более того, через какое-то время Зоряна поняла, что идет не в ту сторону, так как коридор свернул. Но впереди забрезжил свет, к тому же в этом крыле тоже должна была находиться широкая парадная лестница — вен Борз говорил, прежний хозяин жил в этой части дома и гостей тоже принимал здесь, так что идти по темноте назад девушка не рискнула.
Горела лампа у подножия широкой пыльной лестницы. Зоряна осторожно спустилась вниз, осмотрелась, пытаясь понять, куда ей идти. Скорее всего следовало повернуть налево, затем на повороте еще раз налево — и она как раз выйдет к гостиным. Но…
Из-под второй двери справа легла полоса света. Довольно яркого. Скорее всего, там убирался кто-то из служанок. Лучше было, конечно, спросить, куда идти, чтобы не попасть в неприятную ситуацию и не выставить себя в неприглядном свете. Она не собирается уподобляться вену Борз и рыскать по чужому дому в поисках непонятно чего! Хватит того, что она была вынуждена помогать ему вынести картину из подвала, иначе он собирался вырезать портрет из рамы стилетом, словно дикий степняк!
Зоряна толкнула дверь.
— Простите за беспокойство…
Глаза. Это было первое, что она увидела. Большие желтые глаза с вертикальным черным зрачком. На бледном девичьем лице. Или лицо ей померещилось? Да и желтые ли? Тьма расплылась, заполняя радужку, посмотрела Зоряне в самую душу.
— Как интересно! У одного боль своя, у другой чужая, да ставшая своей. Смотри, темная сторона близко! Тебе ли туда идти? С таким-то камнем в душе, как заскорузлая ненависть? Не вернешься ведь. Попадешь. Утонешь в вечных сумерках безвременья. Нет, не вернешься!
Ночь была мраком. Мрак был воздухом. Зоряна дышала им, и он растекался по телу вместе с каждым толчком крови. Лишь желтые глаза-огни светились во тьме, словно прибрежный маяк в шторм. И не глаза то вовсе, а звезды. Или огни костров? И ведь не выйти к ним, не согреться. Некому согреть. За спиной — лишь череда презрительных улыбок и недомолвок. Все, что остается — идти среди режущего словно острые клинки шепота вперед. Всегда — вперед. С гордо поднятой головой. Потому что ей завещали жить за двоих. Троих. И она — выживет. А если получится — то изрядно попортит кое-кому оплаченное чужими слезами благополучие. Если бы только выпал шанс!
— Ох, тяжел камень, тяжел. На дно тянет. Но и тебе дорога найдется. От костра к костру всегда тянется тропка, хоженая или нехоженая. Сама на перекрестье станешь, сама решишь, кого хоронить. Невеста без жениха, вдова без мужа. Злая девочка с горячим сердцем. Ошибешься — не тебе платить. Но и камень твой с тобой навеки останется. К золотому подолу грязь наговорная не липнет, зато собственную можно выдать за кружевной узор… У каждого свое золото, верно? Думай, думай, добрая-злая девочка с запечатанным сердцем. Лови сны-сказки, пиши письма, слушай, говори, смотри. Думай…
Тьма шептала. Тьма пела. Тьма баюкала. И Зоряна падала в эту тьму, гостеприимно распахнувшую объятья, словно в бесконечную пропасть. И совсем не думала, сможет ли она взлететь или ей суждено разбиться.