— Маленькая моя… Ты с ума меня сводишь, ты хоть понимаешь? — его рука скользит по моему животу, а я вся съеживаюсь в комок.
И задыхаюсь, когда его губы опускаются на мою шею.
Медленно.
Мучительно нежно и запредельно осторожно.
Чуть втягивает кожу губами, проводит горячим языком, заставляя вспыхивать и дергаться, оставляя по себе целый сомн сумасшедших мурашек и тут же просто проводит чуть приоткрытыми губами.
Пальцы немеют от волн, что проносятся по всему телу.
— Совсем свела, — шепчет, опускаясь ниже, покрывая такими же мучительными поцелуями мой живот.
Тихо стону, теперь уже сама распахивая ноги.
Но Влад не торопится, он будто изучает мое тело, каждую клеточку, каждый миллиметр кожи не оставляя без прикосновения, без поцелуя, от которого я растекаюсь и плавлюсь одновременно.
Медленно, предельно медленно, — настолько, что я закусываю губу и тихонько всхлипываю от нетерпения, разводит в стороны мои ноги, поднимая их вверх.
Не отрывая от меня горящего пронзающего насквозь взгляда, проводит руками вниз, от самых пяток.
И я улетаю от этого прикосновения, от этих глаз. Улетаю окончательно.
— Девочка моя, — хрипло шепчет, медленно входя с меня. По миллиметру, растягивая момент, так, что я ощущаю всю кожу его огромное органа, каждую венку, чувствую, как капелька его смазки смешивается с моей.
Распирает меня медленно, сдавливая собой все стенки, до тех пор, пока не входит до упора.
Резко ударяет, почти не выходя из меня.
И ослепительный оргазм в один момент накрывает с головой.
Я выкрикиваю имя, видя самого Влада, нависающего надо мной, будто через пелену.
Только его глаза и держат меня, — черные, жгучие, наполняющие всю лихорадочным безумием и жаждой.
Вся извиваюсь, сжимаюсь и выстреливаю, но глаза эти меня держат, не дают провалиться, потерять сознание, как в прошлый раз.
И, — черт, этими глазами Влад берет самую мою душу!
Он — не человек. Он самый настоящий дьявол. Но я не могу, не хочу сопротивляться.
Обхватываю его голову обеими руками, притягиваю к себе под мощные все ускоряющиеся толчки.
Сама впиваюсь в губы, кусая их, задыхаясь, выкрикивая его имя.
И наполняюсь бешеной дрожью, когда глотаю его рычащий хрип…
Теперь уже отключаясь окончательно. Выпадая из реальности. Только чувствуя его толчки и судорожно сдавливающиеся собственные стенки…
Влад.
Он заклеймил меня окончательно.
Пропитал собой.
Проник и в сердце и в душу.
Взял все, не только тело, всю меня — насквозь. Окончательно. Я вся — действительно его.
Глава 8
Влад.
Сладкая-сладкая моя девочка…
Снова отключилась, а я повалился рядом и смотрю на нее. Век любоваться бы способен.
Провожу подушками пальцев по подрагивающим ресницам.
Глажу лицо, щеки, веки, — осторожно, чтобы не разбудить.
Вдыхаю аромат невозможный золотых волос.
Свежесть. Свежесть нетронутого снега. Она такой и остается.
Даже несмотря на то, что уже тронул. Так тронул, что вся в следах моих осталась.
Нежная.
Такая нежная, такая невинная, но под оболочкой ураган страсти, что просто сбивает с ног.
Никогда бы не подумал.
Никогда бы не рассмотрел это безумие страсти в такой невинной девочке.
Прячется в ней эта чувственность, страсть, всю душу на хрен переворачивающая.
Сердце дергается, как подумаю, что мог пройти мимо. Что другому бы кому-то досталась и вот эти все слова ему бы могла выкрикивать.
Не отпущу уже.
Сама ко мне пришла, сама согласилась.
Чувственная, такая чувственная моя девочка.
Да я бы и не отпустил.
Все равно у себя бы держал. Ждал бы.
Дерьмо бы это закончилось и тогда больше бы внимания уделил.
Знаю, любовь не купишь. Не подведешь к ней.
Но я бы, блядь, подвел.
Я бы ее каждый день с ума сводил бы, пока не сдалась, пока не согласилась бы. Не было у нее шанса не быть моей. С того самого момента, как глаза ее — небесные, голубые, невозможные, мне в душу острыми льдинками своими впились. Никаких шансов у тебя, девочка, не было.
Моя.
Сразу же в сердце у меня отбилась.
Может, сам тогда не понимал, насколько.
И вот — лежит этот чистый нетронутый снег, что лавиной меня задавить на хрен способен, — а сама не понимает.
Лежит рядом, а я все дела, блядь, похерил.
Как пацан беззаботный глажу волосы и дурею, забыв обо всем на свете. Как будто и всего мира, на хрен, нет за окном.
И войны нет и смертей и похищенной Регины.
Как будто мы с ней на окраине мира, а за нашими окнами — тишина. И снег. И ничего, блядь, больше нет, кроме нашего сплетающегося дыхания.