— Неужели дела зашли так далеко?! — испуганно воскликнул Михель, роняя журнал «Дер Шпигель». — Боже мой! Что ни день, то новость! Марта! Марта!..
— Опять правительство проявило о нас заботу? — встревоженно спросила Марта, вбегая в комнату и вытирая руки о фартук. — Говори сразу, Михель. Что нам еще предписывается делать? Жить в подвале? В бункере? Приобретать домашние атомные пушки? Кричать караул?
— На этот раз, Марта, ты не угадала. Нас призывают запасаться продуктами.
— Ты сошел с ума!
Михель поднял журнал и прочитал:
— «Граждане Федеративной республики! Покупайте сардины! Когда дело дойдет до мощного ядерного взрыва, то в ваших подвалах будут важнейшие калории!» Соображаешь?
— Начинаю соображать! — язвительно откликнулась Марта. — Значит, так: происходит мощный атомный взрыв. Подвал, в котором мы с тобой прячемся, конечно, летит к черту и даже дальше. А мы сидим живехонькие, потому что у нас изо рта торчат эти самые сардинки — вернейшее противоядерное средство! Интересно, Михель, какой идиот это выдумал?
— Ох и язычок у тебя, Марта! — пугливо оглянулся по сторонам Михель. — Объявление дал уважаемый господин Шмидт, крупный торговец из Гамбурга. Он выполняет свой высокий гражданский долг.
Михель взял со стола газету «Рейнишер Меркур» и продолжал:
— Вот здесь написано, что министерство продовольствия и снабжения Федеративной республики обратилось с призывом к населению создавать дома запасы продовольствия, так сказать, приватные продовольственные склады. Зачем? Как поясняется, «на всякий серьезный случай». Разрабатывается специальная памятка, чем именно мы должны запасаться, чтобы уцелеть от всесокрушающего ядерного удара русских. Неудивительно, что торговцы уже проявляют о нас заботу и…
— …и хотят сбыть залежавшиеся консервы, — перебила Марта. — Хорошо еще, что торговцы ночными горшками не додумались утверждать, будто их товар защищает заднее место от радиоактивных осадков! Удивляюсь тебе, Михель. Ты аккуратно заносишь в расходную книгу каждый пфенниг, сердишься, когда я вместо ста двадцати пяти граммов масла куплю сто пятьдесят — ты называешь это расточительством, — и вдруг создавать дома продовольственный склад!
— Но, Марта, — нерешительна произнес Михель. — Вдруг действительно, как утверждают американская администрация и кое-кто из наших высокопоставленных лиц, Советский Союз нас атакует?
— Атакует? — Марта всплеснула руками. — А кто уже истратил несколько сотен миллиардов на возрождение бундесвера? Русские? Кто требует, чтобы у нас были американские ядерные ракеты? Русские? Ты… ты… Как ты оболванен! Впрочем, тебя очень легко обмануть. Лично я давно в этом убедилась.
— И как давно? — обиделся Михель.
— В первую нашу брачную ночь! — разозлилась Марта и, выйдя из комнаты, громко хлопнула дверью.
НАИВНАЯ АЛЛОЧКА
Начинающий редактор нашего издательства Аллочка Пушинки на вышла из своей комнаты, как она потом оправдывалась, всего на несколько неотложных минут, а ключ беззаботно оставила в двери. Когда же вернулась, увидела на столе неизвестно откуда взявшуюся рукопись.
— Рукопись как рукопись, в обыкновенной грустной папке, какие изготовляются валом, — рассказывала Аллочка, когда мы сбежались на ее девический крик. — Только не пухлая, а совсем тоненькая. Значит, подумала, у автора на первом плане не гонорар.
— Молодец! — похвалил заведующий редакцией современной художественной литературы Прошляков. — Наблюдательная. Из тебя, Аллочка, в нашем издательстве определенно выйдет толк. Давай продолжение чрезвычайного происшествия.
— У меня уже окончание, — смутилась от похвалы Аллочка. — Подошла я к столу с возможной осторожностью, то есть на цыпочках и не дыша, открыла папку, а там… Конечно, я закричала.
— Что именно закричала? — спросил Прошляков. — До меня донесся неотредактированный звук.
— Я закричала: «Сатирические рассказы!»
— Как закричала? — побледнел Прошляков.
— Удивленно-восторженно. Ведь я впервые увидела рукопись сатирических произведений и, конечно, обрадовалась, подумала, что…
— Подумала, подумала! — рассердился Прошляков. — Мы взяли вас работать!.. Платонида Гавриловна, принимайте экстренные меры, — приказал он старшему редактору и вышел злой и расстроенный.
Аллочка растерялась.
Платонида Гавриловна ласково погладила ее пушистую головку и по-матерински нежно сказала:
— Дурочка! Плакать надо, а ты восторгаешься! Ведь рассказы-то сатирические! Пойми!
— Это и хорошо, что сатирические, — произнесла Аллочка так наивно, что все мы невольно рассмеялись.
— Да ты еще совсем неопытная девушка! — жалостливо воскликнула Платонида Гавриловна. — И, наверное, хочется самой прочесть рукопись? Высказать свое мнение?
— А разве это не входит в мои обязанности редактора? — удивилась Аллочка, и опять так наивно, что мы не могли удержаться от смеха.
— И чему вас в институте учили! — поразилась Платонида Гавриловна. — Придется начинать тебе с азов, уяснять самое элементарное. Сатирик, Аллочка, — он полагает, что если ему как-то удастся оставить рукопись в издательстве, то, мол, издательство, видите ли, обязано ее прочесть и высказать свое, так сказать, государственное мнение, учитывая, что частных издательств у нас нет. Не будь же такой простушкой. Как будто издательству больше и делать нечего, как читать рукописи, брать на себя ответственность. Для этого у нас есть так называемые внутренние рецензенты. Учили вас в институте, что это такое?
— Наизусть помню определение рецензента: «Рецензент — это первый и надежный помощник издательства. Подбирается он из числа опытных писателей, критиков. Его задача — объективно рассмотреть…»
— Стоп! Для успешной работы издательства вполне достаточно начала этого учебного определения: «Первый и надежный помощник». Остальное — вежливая дань теории. Слушай, как практически должен использоваться рецензент: именно он и обязан прочесть рукопись и высказать письменно свое мнение. Разумеется, с учетом интересов издательства.
— Я тоже так думаю — в интересах издательства.
— Ой, какая ты действительно еще девушка? Не все удобно пояснять. Надо и самой догадываться. Усвой главное, без чего ты не сможешь работать у нас редактором успешно: издательство — это государственное учреждение, а рецензент — лицо частное. Ему, конечно, удобнее отклонить рукопись. Предлог всегда можно найти. Товарищ Прошляков потому расстроился, что это уже второй случай за этот год проникновения сатиры в наше издательство. Первый случай был незадолго до твоего прихода. Какой-то Петров ухитрился забросить к нам свою сатирическую повесть. Воспользовался тем, что кто-то самовольно вздумал проветрить издательство и открыл окно. На третьем этаже. Хорошо, что мы заранее учли возможность подобных скользких случаев — держим специалиста по сатире рецензента Прахтанова. Так что не вздумай читать сама, а немедленно переправь рукопись Прахтанову, эти самые сатирические рассказы этого… Как его фамилия?
— Иванов.
— И фамилии какие-то не литературные: Петров, Иванов!.. И позвони лично Прахтанову и, как бы вскользь, скажи замедленно: «Издательство надеется на вас». И точка. Не перепутаешь? И еще: все, что я тебе сказала, — это, разумеется, только для служебного пользования. Без права выноса…
Мы потом вдоволь посмеялись, узнав, что Аллочка все же перепутала: послав рукопись почтой, она, как предложила ей Платонида Гавриловна, позвонила Прахтанову, но после условной фразы «Издательство надеется на вас» допустила отсебятину: «…что вы рассмотрите рукопись с возможной объективностью».
Хорошо, что Прахтанов не новичок в рецензировании сатирических произведений!
Удивившись просьбе Аллочки, он спешно позвонил Платониде Гавриловне и получил разъяснение, что Аллочка только что окончила институт и, естественно, пока должным опытом не обладает.