Леонид Карпович, урожденный Антонов, без определенных жизненных интересов, обезденежел. Не то чтобы на четвертинку, на кружку пива не хватало. А душа отчаянно требовала: «Хоть что-нибудь!..»
Она и подсказала попытать счастья у пивного ларька.
Со страдальческим взглядом Леонид Карпович медленно прошелся вдоль очереди страждавших, нетерпеливо выкрикивавших: «Быстрей! Не задерживай! Всем хочется!..»
Увы! Ни одной знакомой личности!..
Подбегая, запыхавшись, к третьему ларьку, Леонид Карпович издал радостный возглас — увидел приятеля, урожденного Плеваки-на. Явно навеселе, Плевакин отходил от прилавка, и как раз в его сторону, и так аппетитно слизывал с верхней губы остатки пивной пены, что Леонид Карпович почувствовал себя наинесчастнейшим человеком во всей вселенной.
Не встречались они лет десять, и просить добавить семнадцать копеек с налету было неудобно.
Леонид Карпович бессильно прильнул к груди приятеля и, жадно вдыхая исходящий от него пивной аромат, начал издалека — тоскливо поведал, что перебрал немало профессий, и все напрасно. Такой, чтобы всегда хватало хотя бы на кружку пива, тонко намекнул он, не нашел.
— Не там искал, — снисходительно заметил Плевакин. — Поедем. Открою тайну по старой дружбе. Для скорости перехватим такси.
Плевакин вытащил из пухлого бумажника пятерку, взмахнул ею трижды над иностранной шляпой, и, как в сказке, к ним услужливо подкатил совершенно вежливый таксист.
Еще больше поразился Леонид Карпович, когда Плевакин, отперев дверь квартиры, вполголоса горделиво сообщил:
— Здесь, в этой собственной кооперативной квартире Дома писателей, обитает — кто бы ты думал? — всесоюзно известный литератор-приключенец Роберт Неуловимый. Читал, конечно?
— Одну книжку прочел, «Летучий голландец» прозывается, — также вполголоса ответил Леонид Карпович и, опасаясь, как бы его не услышал автор многочисленных детективно-приключенческих творений, шепотом добавил: — Откровенно говоря, ремесленничество, но занимательно. Умеет, стервец, отвлечь от всего жизненно важного.
— Спасибо за откровенность, — низко поклонился Плевакин. — Самый удобный момент представиться: Роберт Неуловимый собственной персоной приветствует тебя, старого друга, в своей творческой мастерской.
— Изв… Изв… — растерялся и еще больше испугался Леонид Карпович.
— Ничего, не впервые… Пусть, Леонид, мы ремесленники, но тиражам наших детективно-приключенческих книг позавидует сам Лев Толстой, не говоря уже о всех прочих. Мой «Летучий голландец», например, переиздавался тринадцать раз, не считая изданий в других соцстранах. Тираж перевалил за миллион! Каково, а? Мы, литераторы-приключенцы, самые читаемые. Значит, самые любимые, значит, самые нужные. А почему? Да потому, что в наш век трезвого реализма именно мы воспеваем романтику подвига, мужества, героизма. Эту приключенческую романтику мы и кладем на алтарь воспитания молодого поколения, основной массы наших читателей. И ты будешь.
— Воспитываться?
— Воспитывать.
— Я?! — изумился Леонид Карпович.
— Да, ты, — спокойно подтвердил Роберт Неуловимый, достав из книжного шкафа бутылку египетского коньяка. — Если, конечно, хочешь пожить по-человечески. Открой» тонизирующее, а я принесу приложение. Холостячу сейчас — жена отдыхает в Доме творчества писателей.
«Приложение» подтверждало, что Роберт Неуловимый действительно преуспевает: красная рыбка, такого же цвета икорка, крабы…
— Отлично живешь! — восторженно сказал Леонид Карпович, торопливо наливая в рюмки коньяк.
— Нашел золотую профессию, — самодовольно улыбнулся Плевакин-Неуловимый. — Да будет она и твоей. За нового литератора-приключенца, автора умокружительных детективных произведений Леонида Антонова! — провозгласил он тост. — Хотя стоп! Поставь рюмку обратно. С таким прозаическим именем карьеры не сделаешь. Само имя автора детективно-приключенческих произведений, Леонид, должно привлекать читателя романтической экзотикой. Взять хотя бы меня. Касьян Плевакин — разве это звучит? Не звучит! Иное дело — Роберт Неуловимый! Окрестим и тебя, ну хотя бы Кристианом Агатовым. В честь Агаты Кристи. Попробуй сказать, что не читал такую! Райское яблоко детектива!
— Читал, конечно, — соврал Леонид Карпович. — А почему ты назвал ее райским яблоком детектива?
— Поясню, но сначала скажу тебе — ты, не литератор, можешь и не знать — каждый месяц по роману, не считая бесчисленных рассказов! И знаешь, в чем секрет? В творческом методе. Она сама откровенно поведала. Ложится, понимаешь, Агата в теплую ванну, рядом громадная корзина с яблоками. Лежит это она, лопает яблоки и думает. Уничтожает и раздумывает. Сама она подсчитала, что обдумывание каждой главы требует ровно килограмма яблок. Значит, две главы — два килограмма, десять глав — десять килограммов и так далее.
— Зараз! — ужаснулся новый автор детективно-приключенческих произведений.
— Искусство требует жертв, Кристиан? И не перебивай. Я посвящаю тебя в тайны нашего мастерства. Потом Агата вылезает из ванны…
— Определенно, ее вытаскивают — столько съела!..
— Это второстепенная деталь, но как будто сама. Не придирайся к пустякам. Затем, вылезши, ставит пишущую машинку — к сожалению, марка неизвестна, на маленький резной — заметь, маленький и резной! — столик, подвинутый — куда бы ты думал? — к подоконнику! Обычному подоконнику! И тремя пальцами — тремя! — обеих рук, уже не думая — не думая уже, Кристиан! — сразу печатает начисто двести пятьдесят страниц текста. А это, Кристиан, десять печатных листов! Новый детективный роман готов!
— Я не могу без передышки по десять-двадцать килограммов яблок! — ужаснулся Антонов-Агатов.
— Чудак! Я и не призываю тебя к этому. У каждого должен быть свой творческий метод. Я, например, пью пиво — по пять бутылок на главу. Правда, не всегда укладываюсь. А ты можешь…
— По четвертинке!
— Э, нет! Надо, чтобы безалкогольное или, как пиво, минимально алкогольное. Ты можешь пить… А! Ты еще налил коньячка. Дерябнем!.. Ты можешь пить кофе… Хотя к этому творческому методу прибегал Бальзак… Вот что! Лузгай тыквенные семечки! Никем еще не использовано. Попробуй для начала по килограмму на главу. И полезно и от мыслей отвлекает. Имею в виду посторонние, не относящиеся к творчеству. Согласен?
— Согласен! — не колеблясь ответил Антонов-Агатов.
За свою жизнь он брался и не за такие дела, так что предложение приятеля его не только не испугало, а, напротив, обрадовало. Почему бы и не попытаться? Чем он хуже Касьяна Плевакина? А так жить, как живет приятель, ему давно мечталось.
— Выпьем, Кристиан Агатов!
— Выпьем, Роберт Неуловимый!
Выпили. Закусили.
Закусив, выпили.
Повторили…
— Дай передохнуть, Роберт… Вот ты говоришь: «Мы, литераторы…» А чем… Изв… Изв… Мы сейчас сольцой присыплем… вот так… и пятнышка не будет… А чем литератор отличается от писателя?
— Литератор, Кристиан, быстрее пишет. И ты чтобы завтра же засел за роман. Возьми, конечно, нашу финансовую тему: приключения советского разведчика во время Великой Отечественной войны с фашистской Германией. Учти: самое главное — это головокружительный сюжет. Чтобы ом был закручен до полного расстройства читателя. То есть чтобы на каждой странице твой герой, назови его Иваном Бесстрашным, попадал в совершенно безвыходное положение и, конечно, совершенно благополучно из него вывертывался. В самую последнюю минуту. Когда наивный читатель, ужаха… ужасаясь, убеждается, что уже все, что уже никто и ничего его не спасет. Конец! А ты спасешь! Используй свой жизненный опыт, когда и тебе не раз приходилось выкручиваться.
— Но, Роберт, я еще ни разу не был этим… разведчиком. Откровенно говоря, всегда подальше обходил и чека и еще милицию, конечно. Так что, как эти самые разведчики работают — и не знаю. И войны я не нюхал. Понаслышке знаю.
— Ч-чудак! Ты думаешь, мы знаем, как работают советские разведчики? По секрету скажу; просвещаемся, читая друг друга. А сведения, как работают советские разведчики, мы черпаем из заграничного детектива. К нашему счастью, его пока еще издают, не скупясь. Вот где нашему брату учиться мастерству! Вот где закручено так закручено! А для нас занимательность — самое решающее, потому что это и есть специфика детективно-приключенческой литературы. Чтобы от всего серьезного отвлекала! Так что, Кристиан, не тревожь себя раздумьями. Добра тебе хочу по старой дружбе. Строчи! И чтобы потолще получалось. Потому что книги, к нашему с тобой счастью, оплачиваются по весу. По количеству так называемых печатных листов. Впрочем, это одно и то же. Чем толще будет пр… произведение, тем толще будет и твой кошелек, больше гонорарий то есть. Уразумел? Наливай по последней. Там на донышке что-то мерцает.