– Олег, – уставшим голосом обратился он ко мне. В кабинете кроме нас никого не было, – братские нам народы просят взять их под свое крыло. Мы не можем им отказать, ведь так?
– Думаю, нам нужно… м-м-м… позволить им присоединиться к нам.
– Именно так мы и поступим, – тяжело вздохнув, проговорил он. – Но ты должен будешь проработать население их стран. Понимаешь, о чем я?
– Так точно, но…
– Вот и хорошо, – он обратил свой печальный взор в окно. – Мы не можем сейчас позволить себе плодить пятую колонну в тылу. Ты начнешь работу, потом, возможно, к ней подключится Николаев. Сейчас у него других забот хватает.
– Но как мне это организовать? Это другие государства. Они не собираются вступать в состав России, хотят просто организовать некое подобие союза.
– Ерунда. Мы только позволим им думать, что их территории остаются их территориями. По факту будем поступать с ними, как захотим. Если мы введем туда войска, объяснив, что это делается для их же защиты от агрессивных западных соседей, они только порадуются. А потом и зачисткой масс можно будет заняться. Только нужно показать, сколько среди них самих живет врагов, как они начнут помогать нам.
– Я понял.
– Раз понял, то действуй.
Я поднялся и спросил:
– Ты как себя чувствуешь, Ярослав? Вид у тебя какой-то…
Тот улыбнулся и ответил:
– Хорошо. Просто не спал уже четверо суток… – я в удивлении вскинул брови.
– Работы очень много. Да еще и старые раны открылись… Заживут они, только когда над зданием правительства в Душанбе поднимется русский флаг, – он замолчал, а потом улыбнулся мне: – Смотри, скоро сам спать перестанешь, – хохотнул, – работы у тебя прибавится в разы. Готовься, Олег.
Я покачал головой и направился к выходу.
– Олег, – окликнул меня Светлогоров, – и обрати особое внимание на поляков. Никогда и никому они не были настоящими друзьями. Просто стараются спрятаться за спинами более сильных: когда Советы их освободили от фашистского ига, вызволили из концлагерей, они клялись нам в дружбе и верности, но когда Союз развалился, а Россия ослабела и обнищала, они стали о нас ноги вытирать, предварительно улегшись под более сильные Европейские державы. Теперь снова пытаются с нами побрататься. Не надо забывать зла и унижений, которых мы, русские, от них натерпелись за двадцать лет после перестройки. Думаю, минимум половина их населения должна быть изолирована. Минимум! По факту, думаю, получится больше половины.
Были подписаны соглашения с Болгарией, Сербией, Словакией и Польшей. Как и говорил Ярослав, сперва на территории этих стран ввели ограниченный контингент наших внутренних войск, а также несколько моих военизированных дивизий. Чуть позже стало понятно, что эти товарищи надеялись залечь под Россию и переждать волну грядущей войны с Европой, продолжая спокойную размеренную жизнь. Какими же глупцами они были! Когда мои люди погнали этих лентяев на заводы ковать победу, стали появляться недовольные. Тогда вступила в активную фазу вторая часть плана Светлогорова: начались зачистки населения. Уж этой наукой бойцы ВП МДН овладели в совершенстве еще с предыдущих кампаний! Сняли фильмы про внутренних врагов славянских государств. Судили несколько десятков человек военным трибуналом… Работа на заводах закипела. С Польшей было больше всего возни: паны никак не желали надрывать спины на предприятиях ради России. И фильмы их не проняли, а суды только разозлили. Время было тяжелым, военным. Их действия стали рассматриваться как саботаж и диверсия. Я подписал указ о ликвидации (а не изоляции!) всех граждан Польши, подрывающих производство страны. Они осознали, в какой капкан сами себя загнали, но было слишком поздно – каждый день подписывались новые и новые расстрельные списки с сотнями фамилий. Только под страхом смертной казни эти вчерашние европейцы начали работать в полную силу.
В последний день февраля самый крупный на тот момент концентрационный лагерь – в кавказском предгорье – начал работу. Из рапорта коменданта я узнал, что на строительстве погибло 2358 "человеческих единиц".
"Ну что ж? Такова цена глупости", – решил я после прочтения отчета.
Он был рассчитан на полтора миллиона человек, но всего горцев, выживших после Кавказской кампании, последующего содержания во временных лагерях и строительства громадного лагеря постоянного содержания, набиралось едва-едва 120 тысяч. Остатки древних и некогда гордых народов. Всех их ждала неминуемая смерть. Костлявая, можно сказать, ежедневно ела с ними за одним столом и спала в одной постели. Мне казалось, что открытие концлагеря постоянного содержания станет для этих людей праздником: ведь намного лучше жить в защищенном от непогоды бараке и получать ежедневно трехразовое питание, чем пить кипяток под открытым небом. Я ошибся. Организмы были слишком ослабшими, пленные были не в состоянии радоваться, грустить или испытывать еще какие-либо чувства. Каждое утро из бараков выносили по несколько трупов – мор продолжался и в более благоприятных условиях. Им надлежало заняться производством мелкого скарба (дверные петли, засовы, ручки и прочая утварь). Из последних сил отряды живых скелетов шли под стволами автоматов и пулеметов в цеха, но возвращались оттуда не все. Приближался день, когда с последним выдохом последнего представителя исчезнет с лица земли целая раса… Сколько нам понадобилось времени, чтобы это сделать? Год-полтора. Только вдумайтесь в это! Господи! Какой ужас!