Теперь, как и предрекал Светлогоров, работать приходилось очень много. Спать порой приходилось прямо в кабинете. Ирина старалась не показывать свои подозрения на мой счет в измене ей, но я-то все чувствовал. Успокаивал ее, говорил, что работы невпроворот. Она улыбалась и отвечала, что, конечно же, все понимает. Только улыбка выходила грустной.
Как раз в то время, когда открылись ворота концлагеря "Кавказ-1" (кодовое название той громады в предгорье), меня стал преследовать один и тот же сон…
По небу проплывали такие знакомые тучи, дул пронизывающий ветер. Я стоял в толпе людей, все мы смотрели и слушали полненького, самодовольно улыбающегося мэра маленького городка моего детства.
– Дорогие граждане! – торжественно произнес он. – Сегодня у нас настоящий праздник: ведь открывается этот чудесный центр истребления неугодных нам рас!
Все зааплодировали. Я же пришел в замешательство.
– На его строительстве подохло две с половиной тысячи горцев! Жаль, что не больше!
Аплодисменты перешли в овации.
– Подождите! – крикнул я. – Какое истребление рас?! Это же магазин! Торговый центр! Ведь я его строил!
Все обернулись, десятки, даже сотни, глаз устремились на меня.
– Кто это сказал? А! Гражданин Орлов! – радостно выкрикнул мэр. – Но как же вы строили магазин, когда на самом деле возводили этот чудесный центр оздоровления человечества? – и он рассмеялся, закинув голову назад.
Мне на плечо легла рука. Повернул голову и увидел отца. Во сне он был таким, каким я его лучше всего запомнил с детства: молодым, с аккуратной стрижкой (и волосы вовсе не были седыми), ясными радостными глазами и заразительной улыбкой. Совсем не напоминал он того седовласого старца с мутным взглядом и перекошенным от злости лицом, с которым мы очень сильно и громко ругались в последнюю нашу встречу.
– Пап…
– Еще не поздно, сын, – произнес он, – можно все исправить.
– Как?
– Нужно только открыть глаза и посмотреть, – ответила на мой вопрос мама, из неоткуда появившаяся рядом с отцом.
– Куда посмотреть?
– Мы с матерью всегда верили, что ты станешь большим человеком, – сказал папа. Они с мамой улыбнулись мне и двинулись прочь от этого странного места – то ли торгового центра, то ли "центра оздоровления человечества".
– Постойте! – прокричал я им вслед, но они удалялись все сильнее. – Вы простили меня? – спонтанно задал я первый пришедший на ум вопрос, так и повисший в воздухе того мрачного осеннего дня, и оставшийся без ответа.
Меня вновь окружила толпа, пронзая насквозь своими недружелюбными взглядами. Я старался растолкать людей и побежать за родителями, догнать их, броситься перед ними на колени и молить о прощении. Только бы они не оставляли меня одного, но простили и позволили пойти с ними. Я мечтал вновь вернуться в то время, когда мы жили одной семьей, и я каждый вечер мог проводить с ними… мог, но не проводил. Толпа оказалась необъятной. Прорываясь сквозь один заслон, тут же попадал на второй, третий, четвертый… Но я старался снова и снова, и снова, и снова…
– Олежка, – услышал я над собой знакомый голос.
Я не сразу понял, где нахожусь.
– С тобой все в порядке?
Наконец, вернулась память. Понял, что надо мной склоняется обеспокоенная Ирина.
– Да, – ответил ей. – Просто… плохой сон.
Она молча положила голову мне на грудь.
– Тебе часто стали сниться плохие сны… – пробормотала она.
Я вновь заснул.
Следующим вечером, когда я уже собирался домой, в моем кабинете раздался телефонный звонок.
– Слушаю вас, – ответил я, подняв трубку.