– Что за хрень ты несешь? – скривился я.
– Очнись ты от кошмара уже! И включи мозги свои! Ты с головой всегда дружил! Вокруг оглянись! – он смотрел в упор на меня. – Тяжело будет, но ты сможешь… Сможешь! Сможешь!
Я проснулся в поту. Поскольку окна были зашторены, в купе царила полная темнота. Какое-то время я просто слушал стук колес, потом включил светильник. Сел на койке, посмотрел по сторонам. И вдруг стало так тоскливо, одиноко и холодно на душе! Сердце защемило, а к горлу подкатил ком, в глазах встали слезы. Почувствовал сильнейшую усталость, которой не ощущал уже очень-очень давно. Как же погано!
Город изменился. Появилось много новых строений, а машин уменьшилось. Я пешком шел по улицам, которые лишь формой своей напоминали прежние, знакомые мне с детства. В конце концов я вышел… Господи! Это было то самое здание, в строительстве которого я принимал участие после десятого класса. То самое, возле которого во снах я общался с родителями. Раньше здесь было много разных частных магазинчиков, торгующих всякой всячиной, вроде одежды, косметики, нижнего белья и бытовой техники. Теперь же – государственный обувной магазин, должно быть, самый большой в городе. Я точно сориентировался, где находится родительский дом, и быстрым шагом направился к нему. Вот только так его и не увидел: вместо нашей старой (даже по тем временам) хрущевки стояла новая многоэтажка.
"Какого черта я не поискал их адрес в базе данных?! Вот идиот! Ведь надо было подумать, что после войны они будут жить в другом месте, – выругался я на себя. – И где я теперь буду их искать?!"
Еще какое-то время я тупо пялился на высотку перед собой, потом решил пройтись по памятным местам и подумать над планом дальнейших действий. Сглупил-то я серьезно!
Многие улочки и переулки узнавал с трудом, но когда все же узнавал, нахлынивали воспоминания: где-то мы впервые с друзьями попробовали пиво, где-то знакомились с девчонками, где-то дрались с чужаками. Школы, в которой я учился, не было – на ее месте стояло общежитие какого-то техучилища. А вот Светкин дом (вернее, то, что осталось от дома) стоял на том же месте… пока. Он был обнесен забором. На щите красовалась иллюстрация красивого высотного жилого дома, который планируется возвести на месте этих развалин. Я отчетливо вспомнил, как именно здесь мы впервые поцеловались со Светой, а потом еще целовались сотни раз и не хотели расставаться даже на считанные часы, чтобы утром снова встретиться с таким пылом, будто не виделись долгие месяцы. Просто мы были юны и влюблены. А теперь примерно половина этажей в былом здании отсутствовала, стены были испещрены пулями, напоминая решето, местами зияли здоровенные дыры, проделанные снарядами, глазницы окон обуглены. Долго стоял и смотрел на руины, предаваясь приятным, порой очень забавным, воспоминаниям.
– Его бомбой сломали, – услышал я сбоку от себя хриплый голос. Произнесено это было необычно, отдельные звуки проглатывались, другие – растягивались. В итоге, получилось примерно так: "Ео бо-омбой са-амаи".
Передо мной стоял высокий худощавый мужчина. Левая часть его лица представляла собой сплошной ожог. Я долго вглядывался в черты и глаза, такие знакомые. Все это время мы молчали. Потом он ухмыльнулся правым уголком рта, в моей голове щелкнуло, и я спросил:
– Дед?
Его однобокая улыбка стала чуть шире, а потом он произнес:
– Здравствуй, Олег.
Как оказалось, передо мной стоял гражданин Морозов, который был в нашем пацанском кругу известен как "Дед". Он протянул мне руку, я ее крепко пожал и обнял старого друга. Он в ответ похлопал меня по спине.
– Последний памятник войны в нашем городе, – кивнув в сторону бывшего Светкиного дома, просветил он. – Остальные уже снесли, на их месте построили новые здания.
– Ты… расскажи о себе, – с нетерпением попросил я.
– А?! – переспросил он. – Говори громче, у меня слух плохой.
– Я говорю, о себе расскажи! Как ты? Чем живешь? – уже громче задал вопросы.
Дед лишь устало посмотрел на меня, а потом пригласил:
– Я тут недалеко живу. Пойдем. Дома и пообщаемся.
Жил он в конце квартала, на первом этаже новой многоэтажки.
– Вот тут вот я и живу, – сказал друг, когда мы подходили к его дому. Понимать его было трудно, но, в общем-то, смысл фраз угадывался. – Сначала, когда я вернулся с войны, мать в коммуналке жила… в одной комнате с еще двумя семьями. Каждый свой угол занавесками закрывал. А что делать было? Город-то разрушен был в войну, а жить-то ведь, оно, как-то надо. Вот и ютились… Это уже потом, когда начали жизнь налаживать, да дома новые отстраивать, нам с мамой и дали однокомнатную квартирку тут. Вот. А сейчас-то я один живу. Да. Умерла мама-то моя, в том году еще… похоронил ее, – в глазах Деда появилась печаль, он опустил голову. Я только похлопал его по спине, тихо произнеся: