– А ты помнишь, чем закончились истории в Германии и Сербии? Думаешь, когда-нибудь и нас будут судить?
– Конечно, будут! На высшем уровне, – он поднял указательный палец, показывая куда-то вверх. – Ты не задумывался, куда мы катимся? Весь этот мир!
– Куда? – спросил я, уже зная, какой последует ответ.
– В пропасть! Мы теперь семимильными шагами бежим к концу. Концу всего человечества.
– Дед, ты, по-моему, читаешь слишком много апокалиптической литературы.
– Да вот нихрена! Достаточно мозги включить и глаза открыть, – услышал я вновь эти слова. – Восток уже в руинах частично лежит. Теперь Европа на очереди. Ее-то, поди, еще танками раскатаем, а вот дальше в очереди стоит Америка…
Я только вздохнул, не в силах опровергнуть эту пессимистичную теорию исхода.
– Думаешь, Светлогоров будет ее десантниками давить, пехоту туда на кораблях пошлет? Чушь! Он ядерные ракеты на нее спустит и все! Опыт, чай, уже есть – Туркмению вспомни. И будет полпланеты уничтожено! А природа никогда не прощает таких экспериментов над собой. Начнутся такие катаклизмы, что всех нас накроет нахрен! А, может, радиация по всей оставшейся планете расползется – сдохнем все от облучения. Да какая разница! Как ни крути, все равно к одному итогу приходим.
Его речь не гипнотизировала меня, но просто притягивала своим здравым смыслом. Ведь он говорил правду, не страшась ее. Что? Мрачно выглядит будущее? А кто может дать гарантию того, что не сложится все именно так?
Он выпил очередную порцию, я следом «замахнул» только вторую.
– А концлагеря – страшное дело, – совсем заплетающимся языком продолжил Дед. – Увидел бы ты хоть раз своими глазами… понял бы, что натворил.
Мне показалось, что он вот-вот заснет за столом, но товарищ встрепенулся и завел новую тему:
– А знаешь, почему все этому дьяволу дифирамбы поют, а я его ненавижу?
– Почему?
– Потому что у меня телевизора нет, и радио я не слушаю! Вот так! А другие, как послушают его речь, так ходят, как обдолбанные зомби, – он выставил руки вперед, изображая оживших мертвецов из фильмов ужасов нашего детства, потом начал пародировать их голос: – Хочу войны и мести черномазым за их насилие над Россией…
Учитывая его и без того невнятную речь из-за контузии, теперь еще больше испорченную алкоголем, получилось довольно забавно. Я хохотнул. Господи, даже с контузией и нарушенным слухом он не потерял артистизма и чувства юмора! Окончив пародию, Виктор рассмеялся. Я поддержал его. Отсмеявшись и откашлявшись, он продолжил:
– А мне никто этим дерьмом голову не забивает, потому я и вижу все, что вокруг происходит и куда мы катимся.
За окном уже давно стемнело. Похолодало. Людей на улице не было. Единственным ее гостем был безжалостный северный ветер, который завывал свои заунывные песни в ночной темноте. Я чувствовал усталость. Дед начал клевать носом.
– Может, пора на боковую, а, Вить?
Он встряхнул головой, посмотрел на меня.
– Пожалуй, ты прав. Пойдем.
Мы встали из-за стола и направились в комнату.
– Вон там постельное чистое себе возьми, – Дед махнул рукой в сторону шкафа.
Я достал комплект белья.
– Не возражаешь против этого дивана? – друг указал на односпальный диван, стоявший у противоположной от его спального места стены. – На нем мама спала раньше.
– Мог бы, конечно, настаивать разложить твой диван и улечься вдвоем, но… как-то ориентацию за прошедшие годы не сменил.
Дед рассмеялся, потом хлопнул меня по плечу и сказал:
– Как же хорошо, что мы встретились! Рад тебя видеть, дружище!
– И я тоже рад встрече – как в детство окунулся.
Свет выключили. Комната теперь освещалась только уличным фонарем.
– Олег, – позвал Дед из своего угла комнаты, – ты это… прости, если я резко сказал чего.
– Перестань. Глупости. Ты все правильно сказал.
– Можешь приказать меня арестовать и расстрелять, но я от своих слов не откажусь.
– Кончай бред нести, говорю. Расстрелять… Совсем уже одурел!
– А на лагеря ты бы все-таки сам посмотрел…