Дни становились короче, ночи – длиннее. Бабье лето пролетело мимо меня со скоростью ракеты. Листва вся опала. Столицей овладела настоящая осень – хмурая, слякотная, промозглая. Очередным темным утром я сидел напротив окна и в свете настольной лампы завтракал. Соседи еще спали. Мне же предстояло пережить еще один рабочий день, ничем не отличающийся от других. По карнизу барабанил дождь. Ночью приснился прекрасный сон: будто я вновь оказался дома, разговаривал с родителями, встретился с друзьями. Но беспощадный звон будильника оборвал наваждение. Мгновенно настроение со стопроцентно отличного упало до нуля, если не ниже. Я дожевывал бутерброд с самым дешевым сыром на всей Измайловской ярмарке (холодильник мы уже на тот момент приобрели за пару тысяч у старшекурсников, поэтому теперь можно было иметь некоторый запас продуктов питания – на что денег хватало, конечно). На душе кошки скребли. На глазах навернулись слезы. Мне показалось, что вся жизнь катится в тартарары. За последний месяц мы со Светкой виделись всего пару раз, хоть и жили в одном городе. Столько же разговаривал по телефону с родителями. Да еще получил одно письмо от них же, которое шло до меня больше сорока дней. Хотя, это же была российская почтовая служба… Да-а-а, не об этом я мечтал, поступая учиться в Москву. Допив горький чай, я поехал на ненавистный завод.
То, что мы со Светланой стали встречаться гораздо реже, не могло не сказаться на отношениях. Мы понемногу отдалялись друг от друга.
В конце октября по всему институту разлетелась новость о захвате бандой боевиков заложников в здании Театрального центра на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост». Мастер цеха тогда сильно матерился, называя боевиков «уродами чернож*пыми» и «козоеб*ми бл…ми». В конце концов, заложников освободили, но из более чем девятисот человек сто двадцать погибли от действия усыпляющего газа, примененного спецназом при штурме здания. Боевики были уничтожены в ходе операции.
В ноябре, в один из субботних вечеров, отмечали день рождения Юры. Родители прислали ему к этой дате посылку с банками домашней тушенки, сырокопченой колбасой, сыром, домашним вином, яблоками, грушами и конфетами. Мой сосед только лишь докупил к данным яствам водку и сок. Гостей в комнату набилось много. В основном его сокурсники, но также приехала на его приглашение Света. Это был для нас отличный повод повидаться. Весь вечер мы просидели в обнимку – все же любовь до сих пор жгла наши сердца.
Когда торжество было окончено, я, будучи не вполне трезвым, поехал провожать мою милую до самого ее общежития. И совсем забыл, что метро закрывается в половину второго ночи. Как оказалось, закрываются на ночь не только метрополитен, но и общежития – Светино и мое. Нет, конечно, можно было бы попасть туда, но для этого нужно было сперва «насладиться» в полной мере бюрократией местных «чиновников».
– Знаешь, фонарик, мы с тобой еще ни разу в жизни не встречали вместе рассвет.
Подруга только нежно улыбнулась. Мы взялись за руки и вышли на улицу. Ночь была ясная. Нам улыбался месяц, вокруг которого, словно маленькие алмазы, были рассыпаны звезды. Безусловно, световое загрязнение не позволяло в полной мере насладиться видом ночного неба, но все равно было очень даже романтично. Мы направились по проспекту Вернадского в сторону центра. Пересекли площадь Джавахарлала Неру, как на нас начал беспощадно набрасываться холодный ноябрьский ветер с реки, словно желая развернуть и прогнать запоздалых путников прочь. Но мы были непреклонны. Я что-то непрерывно рассказывал девушке, а она смеялась. Остановились посередине моста Лужники и любовались панорамой: огромный ярко подсвечиваемый стадион с одной стороны реки, здание МГУ – с другой; вдалеке виднелся шпиль гостиницы "Украина"; сотни, а, может, и тысячи фонарей украшали общую картину. Мы стояли, не обращая внимания на сильный ветер и усталость в ногах.
– Какая же она яркая, эта Москва, – восхитилась Светлана.
– Но есть человек, который сияет намного ярче целого мегаполиса, – повернулся я к ней и поцеловал.
Не знаю, сколько мы стояли на том мосту. Я обнимал возлюбленную сзади, чтобы хоть как-то укрыть от холода. Тем вечером совсем выбросил из головы все тревоги насчет института, хвостов и тоску по дому. Чувствовал себя счастливым, как прежде в родном городке. Света повернулась ко мне, мы долго целовались, а потом пошли дальше. По Комсомольскому проспекту уже бежали. Щеки подруги налились румянцем от легкого морозца, нос порозовел. Вероятно, так же выглядел и я сам. Несмотря на глубокую ночь, машин в центре было предостаточно.