– А у нас дома, наверное, в это время вообще никого не встретишь, – словно прочитав мои мысли, произнесла Света.
– Это точно. Ночью наш городок вымирает и больше походит на город-призрак. Здесь совсем все по-другому.
Преодолев очередную безумную столичную дорожную развязку, мы вышли на Остоженку. У нас не было какой-то цели, мы никуда не стремились – просто плутали по улицам, наслаждаясь тем, что вместе, здесь и сейчас.
– Тебе нравится в Москве? – поинтересовался я.
Светлана долго молчала, а потом ответила:
– И да, и нет, – и вновь замолчала, подбирая слова. – Понимаешь, она – да – красивая, но какая-то ненастоящая. Здесь столько лжи и лицемерия… Это… это… понимаешь… как будто огромный подарок. Он упакован в красивую золотую бумагу, перевязан большим бантом. Но когда разворачиваешь, обнаруживаешь внутри старое ржавое ведро, полное мусора.
Я был поражен тем, как четко она подметила и описала то, что я ощущал с самого сентября, но никак не мог сформулировать.
– Хочешь уехать отсюда?
– Хочу, – быстро ответила подруга и добавила: – Но не уеду. Слишком много нервов и сил потратила, чтобы поступить в МГУ. Так просто я теперь не отступлюсь, буду держаться до последнего. А ты? Как тебе здесь?
– Знаешь… я уже успел возненавидеть этот город. Он словно душу вытягивает, выжимает все соки, чтобы потом выбросить на свалку. Но выбора нет: на периферии можно еще быстрее стать выброшенным мусором. Нужно закрепляться здесь. Тут есть работа и деньги. Возможностей в столице гораздо больше, чем в провинции.
Мы не заметили, как дошли до Волхонки. Нашему взору предстал величественный Храм Христа Спасителя, со всех сторон освещаемый прожекторами.
– Я заметила один парадокс: здесь столько церквей и храмов, люди постоянно посещают их, набожные все такие… А возлюбить ближнего своего не могут.
– Или не хотят.
– Или не хотят, – словно эхо, отозвалась Света.
Совсем замерзнув, мы зашли в какой-то круглосуточный магазин. Поглазев на витрины, немного отогревшись, снова вышли на холодную улицу. Обошли по Моховой весь Кремлевский ансамбль, по Китайгородскому проезду вновь вышли к реке Москве. По Москворецкой набережной вышли к Большому Москворецкому мосту, с которого и наблюдали, как небо светлеет, краски меняются с темно-синих на голубые и алые. Красное солнце медленно поднималось над городом, озаряя все вокруг нежным золотистым светом. Мы любовались этим поистине прекрасным зрелищем, дрожа от холода. Из носа вырывались аккуратные струйки пара. С моста мы чуть ли не бегом добрались до ближайшей станции метро. Я проводил Свету до самого входа в Дом студента, а потом, полный эйфории и счастья, поехал к себе. Вновь чувствовал прежнюю крепкую связь со Светланой, ее любовь ко мне и свою к ней, заставляющую кровь быстрее циркулировать по телу.
Рудольф уже встал, а Юра все еще спал, загрязняя окружающий воздух своим перегаром. Я тоже лег спать. С понедельника жизнь вошла в прежнее (но не привычное) русло: завод, институт, ежедневные попытки сдачи домашних заданий.
Лекции и семинары закончились – началась зачетная неделя. К этому моменту у меня оставалось только два «хвоста»: последние домашние задания по математическому анализу и аналитической геометрии – которые планировал сдать как раз на текущей неделе и получить допуски к экзаменам по обоим предметам. Первый зачет я получил по «практике»: за работу на заводе. Да, да. Мы там за зачет работали. После этого началась беготня. Каждый день с утра до самого вечера передвигался с этажа на этаж университета, вновь и вновь правил ошибки в «хвостовых» работах. Преподаватель хоть был и молодой, но более чем строгий. А в комнате у меня лежали билеты на поезд – мы со Светой должны были уезжать домой в самом конце двадцатых чисел, чтобы встретить Новый год с родителями. И я весьма нервничал, ибо никак не мог сдать зачет по информатике (проклятая программа, которую я написал по заданию преподавателя, все не работала) и домашнее задание по математическому анализу.
Соседи ничем не отличались от меня: так же утром уезжали в университет и возвращались только вечером, посыпая «дуру англичанку» или «козла по начерталке» отборными матюгами. Юра тоже собирался на праздники уехать домой, а Рудя –нет – он оставался в столице ввиду высокой стоимости билетов на самолет до Владивостока.