– Поехали лучше на метро. Скоро уже откроется, – предложил он.
Все молча согласились. Деньги, собранные на такси, были розданы назад, и мы направились пешком в сторону станции.
К общежитию подходили уже после семи часов. Первым делом я пошел в душ. Помылся быстро. Потом второпях позавтракал, что Бог послал. А послал он немного: два ломтя хлеба и один кусочек сыра. Все тело болело. В придачу ко всему еще и нос заложило. Но я оделся и поехал на завод.
Опоздал на десять минут.
– Ты что-то припозднился, – лукаво оглядывая меня, заявил один из высоких начальников завода, повстречавшись мне на пути.
– Извините, – начал оправдываться я.
– Рабочий день начинается в восемь часов. Ровно. Это значит, что в восемь утра ты уже должен быть переодет в рабочую одежду и ждать указаний.
– Я просто всю ночь работал…
– Где?
– Там… это… машины разгружал…
– О! А вот это меня не волнует. Если бы ты здесь всю ночь у станка простоял – другое дело.
После этих слов ярость захлестнула меня. Кулаки сжались. Я посмотрел в глаза этому сытому «начальничку», играя скулами.
– Ладно, – сменил он тон, – иди переодевайся, – и быстро пошел прочь.
Мастер в цеху привычно поздоровался и ничего не сказал по поводу опоздания.
К вечеру я едва переставлял ноги. Думал, что упаду прямо на улице. Голова кружилась от недосыпания и недоедания. Едва я переступил порог своей комнаты, как упал на кровать и тут же уснул. Проспал до утра.
Примерно через неделю я снова увидел объявление о подработке на разгрузке машин. Те же контакты. Позвонил. Вновь поехал. Те же люди, тот же склад, те же коробки. Я надеялся, что во второй раз будет чуть легче, но ошибся. Закончили на этот раз чуть раньше. Домой ехали на машине. Какой-то толстый «шеф» сжалился над бедными студентами. Плотно утрамбовались сзади в «Волгу» и поехали. Коля, на этот раз в темных круглых очках, как у кота Базилио (хотя сам он ссылался на Джона Леннона), уткнул мне в бок свою старую пыльную сумку с жесткими углами. Но, несмотря на все неудобства, я уснул. Проснулся, когда автомобиль плавно подкатывал к нашему общежитию по 7-й Парковой улице. Сильно болел живот.
Кружка горячего чая и бутерброд помогли – боль утихла. Тогда я собрался и поехал на занятия.
С учебным планом во втором семестре справлялся гораздо лучше, чем в первом. Вот только со Светой видеться стали гораздо реже.
Время шло. Дни становились длиннее и теплее. Чаще стало появляться солнце. В Москве снег сходил быстро. Это в нашем городе еще в мае можно было местами наблюдать сугробы, а здесь уже в апреле я переоделся в туфли и ветровку.
Перед майскими праздниками я решил пригласить подругу в музеи. Как это ни странно, но я за почти год жизни в столице не был ни в одном музее. Мы встретились на станции «Площадь революции» и направились в Исторический музей. Возле памятника Жукову стояла толпа желающих сфотографироваться с обезьянкой, которую держал на поводке потный мужчина с засаленными волосами. Какие-то азиаты фотографировали актеров, загримированных под Ленина, Сталина и Николая II. Тут же сидел в инвалидной коляске «ветеран Афганистана», как гласила табличка из куска картона, и просил милостыню. Возле церковных лавок стояли монашки, собирая деньги на строительство очередного храма. Повсюду был шум и гам. Среди этой канители мы услышали тихий голос:
– Ребятки…
Обернулись. Возле нас стояла старушка, высушенная долгими годами. Голову покрывал старый, местами заштопанный, платок, поверх застиранного и выцветшего халата была надета кофта, вся в катышках. Она смущенно, а точнее даже стыдливо, поглядывала на нас слезящимися глазами.
– Подайте бабушке на хлебушек, – дрожащим голосом попросила она.
Сердце мое сжалось. Я полез в карман и вытащил мятую купюру в пятьдесят рублей.
– Спасибо вам, – едва не плача, осипшим голосом поблагодарила нас старушка. – Вы такие хорошие ребятки. Дай Бог вам здоровья и счастья.
– Спасибо, – горько улыбнувшись, сдерживая слезы, ответил я на ее пожелания.
– Вы не такие, как эти… черные. Они никогда и копейки не дадут. А я со вчерашнего утра ничего не ела. Спасибо вам, ребятки. Дай Бог вам всего хорошего.
Света едва заметно потянула меня за рукав. Я повернулся к ней и увидел, что по щекам ее катятся слезинки.
– Спасибо, – еще раз проговорил я, после чего мы развернулись и пошли в музей.
Стояли в очереди молча. Я хотел что-нибудь сказать, успокоить подругу, поднять ей настроение, но ничего не мог придумать. У самого на душе кошки скребли. Так мы и стояли, пока не подошли к кассе. Билеты нам продали по льготной «студенческой» стоимости. Бродя по бесчисленным залам музея, постепенно забыли о старушке. К концу же экскурсии мы думали только о своих ногах, которые нещадно болели после нескольких часов, проведенных в движении.