– Ну что? – нетерпеливо спросил я при нашей первой после поездки встрече. Мы сидели в кафе и пили пиво.
– Красивая она, Бауманка, – сказал друг и загадочно улыбнулся.
– Братух, не тяни кота за…
Он рассмеялся, я же ерзал на стуле и нервничал.
– Перед тобой сидит студент второго курса МГТУ имени Баумана.
Теперь рассмеялся я, следом и он еще сильнее. Я обхватил руками его голову, а он мою. Прижались лбами и продолжали смеяться. Посетители и персонал недоумевающе смотрели на нас.
– Теперь нас будет двое! Мы просто взорвем этот хренов ВУЗ! Теперь мы горы свернем!
– И не сомневайся! Свернем! – согласился я.
Каждый вечер мы встречались втроем: я, Света и Костя. Иногда еще кто-то изъявлял желание присоединиться к нам, но чаще нас было трое. Нашим самым излюбленным местом стал бар «Jazzz», где местные джаз-банды по вечерам всегда играли известные композиции Гленна Миллера, Френка Синатры, Луи Армстронга и Джорджа Гершвина. Мы отдыхали, выпивали и наслаждались обществом друг друга. Нам было хорошо. Только Костя зачастую о чем-то задумывался. В такие моменты его взгляд обволакивала дымка. Он становился хмурым, но едва его что-то спрашивали, как он тут же встряхивал головой, словно приходил в себя после сильного удара. Однажды он пил пиво. Рука вдруг дернулась, пальцы разжались, и бокал упал на стол, облив напитком все его штаны. Мы тогда только посмеялись, причем громче всех именно он.
Лето пролетело и закончилось. Теперь мы уезжали на учебу втроем.
Костю поселили с двумя первокурсниками на четвертом этаже в то же общежитие, где проживал я. Он поступил на кафедру «Металлорежущие станки». С этого учебного года мы на заводе больше не работали, теперь все время уделялось исключительно учебе. Юра, как я узнал, с «хвостами» окончательно так и не расправился. В конце сентября его отчислили. Это шокировало нас с Рудольфом. На прощание мы с Юркой напились до беспамятства. Но просто так он сдаваться не собирался: обещал в следующем году восстановиться, если в армию не заберут. Когда наш друг съехал из комнаты, мы с Дольфом остались вдвоем. Стало сразу как-то пусто и холодно. Безусловно, чаще всего веселье – шутки, смех и забавные истории – исходили именно от Юры. Но время шло дальше. Каждый день мы с Костей коротали вечера у меня в комнате, делая домашние задания. Однажды он склонился над ватманом и усердно выводил линии какого-то механизма. Я спросил у него:
– Ну как тебе здесь? Нравится? Не жалеешь, что перевелся?
– Нет, что ты, – оторвавшись от черчения, ответил он и посмотрел с какой-то детской радостью в глазах. – Мне нравится, Олег. Я жургось… руж… гор-жусь, – наконец, выговорил по слогам, – тем, что учусь здесь. И родители гор-дят-ся.
Я улыбнулся, а в душу закралась какая-то тревога.
Каждую субботу мы – я, Света и Костя – собирались вместе и сидели либо у меня, либо у Кости или ехали куда-нибудь. Счастливая троица. Именно так прозвал нас Костик. И это была чистая правда. Вот только недолго суждено было нам радоваться…
Мы только приехали в институт. И у меня, и у Кости пары начинались днем. Был сырой темный ноябрьский день. Пообедали, потом пошли в сторону нашего деканата. И когда проходили мимо приемной комиссии, это произошло… Мой друг остановился. Я посмотрел на него.
– Ты чего? – недоуменно задал вопрос.
А потом увидел, что глаза его стали двумя стекляшками. Они начали закатываться кверху, а Костя – падать вперед. Я подхватил его и ощутил, как того бьет в судорогах. Вокруг стали скапливаться бестолковые зеваки. Я сел на пол, положив голову друга себе на колени.
– Врача вызывайте! – крикнул, а сам лихорадочно пытался вспомнить приемы оказания первой медицинской помощи. Вспомнил только о том, что нужно что-то вставить в рот, чтобы больной не откусил себе язык.
Из своих джинсов вытащил ремень. Расцепил другу челюсти и засунул его между зубами. Липкое ощущение, что я делаю что-то неправильно, не покидало меня. Мысленно молился, чтобы Всевышний помог и избавил Костю от этих ужасных судорог. Спустя какое-то время, показавшееся мне вечностью, он перевернулся на бок, и содержимое его желудка оказалось на моих ногах. Судороги прекратились. Тем не менее, я продолжал крепко обнимать друга. Дыхание его стало свистящим и прерывистым. Глаза приоткрылись, но смотрел он куда-то глубоко в себя. Мне было страшно. Только сейчас заметил, что во время припадка Костя обмочил свои штаны. И от вида большого пятна, расплывшегося по штанинам, мне стало уже не просто страшно, а жутко. Постепенно взгляд стал проясняться. Наконец, друг полностью пришел в себя. Он приподнялся на локте и огляделся кругом.