«Неужели конец?»
Тук-тук…
«Не может этого быть. Мы же любим друг друга»
Тук-тук…
«Или нет?»
Тук-тук…
Набрал ее номер, но услышал только: «Абонент недоступен…»
– Бля, – выдохнул я. В голове крутились исключительно нецензурные слова.
Немного посидел, разглядывая телефон. А потом произнес вслух:
– Ладно, Светка. Как хочешь. Если тебе будет так лучше, то – пожалуйста.
Да, это был конец наших отношений. Этот разговор стал огнем, сжегшим мост между нами.
Посидел еще немного, а потом взял деньги и пошел в ближайший бар. Там я сел в самый темный угол. Взял бутылку водки и в одиночку осушал ее до самой глубокой ночи. Потом каким-то чудом добрался до дома. Больше тем летом я не выпил ни капли алкоголя.
Дни тянулись медленно. Я изнывал от безделья. Проводил целые дни перед телевизором. Никого не хотел видеть, кроме Кости. Родители ругались, что я так бездарно трачу драгоценное время. Говорили, чтобы я сходил погулять, с другими друзьями встретился. Все их попытки «вытолкать» меня из квартиры не увенчались успехом. Я безумно скучал по Свете. Хотел позвонить ей, но потом вспоминал последнюю беседу и отказывался от такой задумки. Косте становилось все хуже. Сильнейшие боли мучили его.
– Почему вы его здесь держите? – спросил я однажды Антонину Михайловну. – Почему не отвезете его в больницу? Он же так мучается. Там обезболивающие ему станут колоть. Хоть какое-то облегчение.
– Олег, – дрожащим голосом начала она, – когда Костеньку выписывали из клиники Бурденко, он сказал мне: «Мама, я хочу умереть дома. Ненавижу больницы и эти безжизненные холодные палаты», – она разрыдалась.
Я уже пожалел, что поднял этот вопрос. Вскоре она успокоилась и продолжила:
– Мы с Колей хотели его отвезти в центральную больницу, в начале июля, но он такую истерику закатил. Вот мы и решили, что если сынок хочет умереть дома… чтобы мы были рядом… то пусть… – договорить она не смогла. Уткнулась в ладони и заплакала.
Я ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Вскоре жара начала спадать. Дело шло к осени. Я стал замечать, что Костя чуть оживился. Речь его стала более связной. Он снова начал улыбаться. В глазах вновь появился огонек.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я его в нашу последнюю встречу.
– Лучше всех, – медленно ответил друг и улыбнулся.
Появилась надежда, что он пошел на поправку.
– Выздоравливай уже скорее! Задолбал болеть!
Он захрипел, а улыбка стала еще шире – так теперь Костя смеялся.
– Без тебя в «общаге» совсем тухло! Приезжай скорее. Буду тебя ждать.
– Долго ждать придется. Я же сказал, что всего-навсего лучше всех, а не в шоколаде.
Теперь засмеялся я. Потом посмотрел на него.
– Кость, иногда чудеса случаются. Самые безнадежно больные люди излечиваются. Есть сотни и тысячи подтверждений этому.
– Главное верить, – договорил за меня друг.
– Да. Ты правильно понимаешь. Главное верить.
– И я хочу верить, – он посмотрел на меня. И столько мудрости я увидел в этом взгляде. Словно смотрел на меня не юноша, а старик, умудренный богатым жизненным опытом.
Я глянул на часы.
– Костян, мне пора бежать – скоро на поезд.
– Конечно. Давай.
Он приподнялся на локтях.
– Лежи-лежи.
– Пролежни скоро будут, – Костя улыбнулся. И я улыбнулся. Мы молча смотрели друг на друга.
– Давай, брат. Поправляйся скорее. Я знаю, что ты выздоровеешь. Просто знаю!
Он ухмыльнулся и покачал головой.
– Удачи тебе, Олег.
– И тебе! – я пожал его ослабшую руку.
Уже повернулся и собрался идти, как друг окликнул меня:
– Олежа.
Я повернулся.
– Прости меня, если обижал тебя когда-то. Знай: ты всегда был мне братом. Не как брат, а именно братом.
– Кость, ты тоже мне был братом, есть брат и всегда будешь братом.
Он махнул рукой, предлагая нагнуться к нему поближе. Я приблизился, и Костя обнял меня. Сперва я опешил, но потом обнял его в ответ.
– Береги себя, брат, – произнес он тихим голосом.
– И ты себя… брат.
Он улыбнулся. Я пошел. В дверном проеме комнаты обернулся, бросил на него последний взгляд. Он смотрел на меня. Наши глаза встретились. Я улыбнулся, подмигнул ему и ушел.
Это был последний раз, когда я видел моего друга… брата… живым.
И снова вокзал – вагон – стук колес – столица. Добрался до общежития. Рудольф, как оказалось, еще не вернулся.
Вечером на меня нашла сильная тоска. Такого одиночества не испытывал никогда прежде. Раньше была хотя бы Света. Но теперь же и ее потерял.
«Остался один в большом городе!» – эта мысль привела меня в ужас. Чтобы отвлечься, включил фильм на компьютере. Это помогло.