Пару дней пинал балду, бил баклуши, плевал в потолок. А потом началась учеба. Третий курс был серьезнее, чем предыдущие два, но зато более легкий. Начались предметы, которые вели непосредственно преподаватели нашей кафедры. А они-то (во всяком случае, большинство) относились к своим студентам лучше, душевнее, чем оные с других кафедр.
Первое сентября. Праздник – День знаний. Первоклашки шли в школу с цветами, в опрятных костюмчиках, с огромными ранцами за спиной. Девочки – с большими бантами в волосах. Детские лица светились радостью. Так было по всей России. Даже в Беслане. Но в то время, как во всех остальных городах нашей страны праздник продолжался, в этом небольшом городке Северной Осетии он был прерван поражающим своей наглостью и жестокостью террористическим актом: более тысячи человек были взяты в заложники в школе номер 1. В основном это были дети и их родители. На протяжении почти трех дней их били, им не давали еду и воду. Маленькие дети от жажды на третьи сутки пили свою же мочу. Когда начался штурм здания, боевики использовали женщин и детей в качестве живых щитов. Истинные мужчины! Настоящие джигиты! В результате теракта погибло 334 человека, из них – 186 детей. Сто восемьдесят шесть жизней были оборваны, едва начавшись. Только последние твари, трусы, полные комплексов, могут захватывать беззащитных женщин и детей. Самые отпетые мерзавцы измываются над более слабыми. Помню, как потом по всему университету висели объявления, что желающие помочь жертвам террористического акта в городе Беслан могут сделать банковский перевод денег на такой-то счет. Вся страна скорбела.
Был третий день учебы, пятница. Вечером, после трудного дня, проведенного в университете, сидел в комнате один – Дольф все еще отдыхал дома, а нового соседа к нам почему-то так и не подселили. Возможно, в документах была ошибка, и комната числилась полностью занятой. Я пил чай и ел печенье. Смотрел очередной фильм на компьютере. Вдруг зазвонил телефон. На экране высветился мой домашний номер.
«Родители».
– Алло! – ответил я.
– Привет, – поздоровалась мама.
– Привет.
– Чем занимаешься?
– Да так… ничем… чай пью.
– Ясно.
И наступила тишина.
– Ты чего хотела?
Мама вздохнула и продолжила:
– Олег. Тут такое дело… В общем…
– Что случилось? – насторожился я.
– Костя умер.
– Ага, – сказал я и улыбнулся. Мне на самом деле показалось, что она шутит.
– Он вчера умер. Сегодня его папа позвонил. Просил, чтобы мы передали это его лучшему… – и она заплакала.
Лишь только в этот момент я осознал, что она не шутит.
– Погоди-погоди. Так он что, правда, умер?
– Да, Олег. Умер Костя.
Голова закружилась. Целая буря эмоций охватила меня.
– Мам, успокойся. Все хорошо будет.
– Ты там, давай, крепись.
– Я в порядке, – но на самом деле в порядке совсем не был. Даже не осознавал, что говорю. Слова вылетали автоматически.
– Глупостей, главное, не делай, – мама перестала плакать.
– За меня не волнуйся. Голова на плечах есть.
Когда разговор был окончен, я, шатаясь, прошел к кровати и упал на нее. Свернулся в позу эмбриона.
«Костя умер», – эти слова, словно, выжгли меня изнутри, и ничего не осталось, кроме внешней оболочки. Я лежал и слушал, как стучит сердце. Вокруг образовался вакуум, наполненный абсолютной тишиной. В голове бегали мысли, тысячи мыслей. Они переплетались между собой в клубок. Я так и не смог сосредоточиться хоть на одной из них.
В тот момент еще не осознал на самом деле, что мой лучший друг умер. Не ощутил я этой потери. Два слова – «Костя умер» – создали в душе пустоту, полость. Болью утраты ей предстояло заполниться позже. Я пролежал в кровати, повернувшись лицом к стене, до утра. Глаз за ночь не сомкнул. Утром поднялся, умылся, поел (хотя вкуса не чувствовал вовсе), оделся и поехал в институт. Естественно, в таком состоянии ехать на учебу было глупо. Но я делал все «на автомате». Не заметил, как пролетели пары. Вернулся домой. Поел. Снова лег в постель. Я был утомлен и вымотан бессонной ночью и нервным напряжением, которое только нарастало с каждой минутой. Думал, что смогу хотя бы немного поспать, но ошибся. Крутился всю ночь, но Морфей так и не явился мне. Все воскресенье болели глаза, нервы уже «гудели» от бессонницы. Маленькими шажками ко мне подкрадывалось осознание трагедии. Вечером сидел и пил чай, когда мысленно возник образ Кости. Последний взгляд, брошенный на него. Его последние слова мне. Мои последние слова ему. Теперь я по-настоящему осознал, насколько он был мне дорог.
«Я дышу, а он – нет. Я живу, а он – нет. Нам никогда больше не поговорить. Нам никогда больше не увидеться. Не в этом мире».