Когда в воздухе стал витать дух весны, я всерьез задумался о дальнейшей жизни… совместной с Ириной. С марта перевелся на полную ставку. К тому времени меня снова направили «шпионить» за конкурентами, поэтому совмещать полную ставку с учебой стало гораздо легче. Теперь оклад составлял одиннадцать с половиной тысяч. С каждой зарплаты откладывал четыре тысячи на вероятную – может быть, когда-нибудь в будущем – свадьбу.
Май. Солнце уже порядочно припекало. Ирка ушла утром на работу, а я остался в квартире один. К тому времени уже твердо решил, что хочу жениться на Ирине. Знал, что не переживу расставания с ней, на лето и, тем более, навсегда. В тот солнечный день я отложил все дела. Утром сбегал в общежитие, взял там несколько ватманов формата А1, уже в квартире склеил их между собой – получилась растяжка, длиной равная ширине комнаты. На ней яркими красками написал «Иришка, Ирочка, Ирунька, моя любимая, дорогая, милая, ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ!!!». Промучился, но все же прикрепил эту растяжку к стене так, чтобы она держалась. Потом поехал за цветами на Киевскую. Купил там показавшийся мне тогда огромным букет белоснежных роз, двадцать пять штук. При этом выбил скидку в сто пятьдесят рублей, которые потратил на коробку конфет. Вернулся домой. Ваза для такого букета оказалась слишком маленькой – пришлось поставить его в ведро с водой.
К вечеру небо резко затянули тучи, пошел дождь. Мы с Ириной встретились в метро. Зонта ни у кого не было. Перед тем, как подняться на поверхность, я забрал у девушки сумку и отдал ей свою пластиковую папку с парой тетрадей внутри, чтобы она использовала ее как мини-зонт. Потом мы вбежали в прохладную пелену дождя. По асфальту текли ручьи. Те, кому не посчастливилось в такую погоду оказаться на улице, бежали сломя голову. Бежали и мы. Смеялись. Вода намочила и мою, и Иринину обувь. Но нам было весело. Я промок с головы до ног. У Ирки более-менее сухой оставалась только голова, прикрытая моей папкой. Но нам было радостно. Просто мы были вместе, оттого и было так хорошо, даже под проливным дождем.
Забежали в подъезд. Наш смех эхом отражался от стен. Поднялись, Ирина взяла у меня сумку, порылась в ней и достала ключи. Сердце мое бешено колотилось от предстоящего действия: предложения руки и сердца. Она открыла дверь, прошла внутрь. Я проследовал за ней. В прихожей быстро сняла мокрую обувь и направилась, было, в комнату, но остановилась в дверном проеме. Просто встала, абсолютно недвижимая. Как статуя. Я тоже не шевелился в ожидании ее реакции. Ирина постояла еще какое-то время, а потом аккуратно, словно двигаясь по минному полю, вошла в комнату. Руки мои тряслись от напряжения. Прошел в комнату следом за своей любимой. Она стояла рядом с букетом, разглядывая розы. Я осторожно взял ее за руку и преклонил колено, как старомодный кавалер. Подруга повернулась ко мне. Лицо ее было серьезным.
– Иришка, может, мы встречаемся не так уж и долго, но мне этого времени хватило, чтобы понять… что встреча с тобой – лучшее, что происходило со мной за всю жизнь. Ты та самая, которую я хочу видеть каждый вечер, приходя домой с работы. Ты та самая, которую я хочу видеть каждое утро, когда просыпаюсь. Даже через пятьдесят лет, когда мы станем сморщенными беззубыми старикашками. Ты та единственная, с кем я хочу создать семью и завести детей. Солнышко, любимая моя, сделай меня самым счастливым мужчиной на свете! Выходи за меня!
По мере того, как я произносил свою речь, глаза Иришки сильнее наполнялись радостью, серьезное выражение лица уходило, а улыбка становилась шире. Некое смятение, которое сперва читалось в ее взгляде, исчезало. После моих слов «Выходи за меня!» она присела, поцеловала меня в губы и обняла. Обычно в такие моменты туповатые герои старых американских фильмов вопрошают что-то вроде «Так ты выйдешь за меня?!», а героиня, наигранно вешаясь на шею герою, отвечает «Да! Конечно я выйду за тебя, дорогой!». В жизни же все было не так: я ничего не вопрошал – Иришкины глаза и действия уже все сказали. Только шептал ей:
– Я люблю тебя, хорошая моя.
И дождь за окном отбивал праздничную дробь.
Мы поднялись с пола. Только сейчас я вспомнил, что на нас мокрая одежда. Мы сняли ее, приняли горячий душ, а потом ужинали и пили вино.
На следующий же день мы подали заявление в Измайловский ЗАГС. Свадьба была назначена на начало июля. Новость эта вызвала натуральную истерику моих родителей. Но, если честно, мне было наплевать на эту истерику. Я был на седьмом небе от счастья. Со временем они успокоились и свыклись с тем фактом, что их сын вырос и начинает обустраивать свою собственную жизнь.