Собрание ответило одобрительным ворчанием: ясное дело, битва — не обида. Битва — нормальное развлечение храбрых воинов.
— Или, может, твоя обида в том, что пленных сарматы отпустили без выкупа? — поинтересовался Коршунов. — Может, хотелось тебе, чтобы мы в плену сарматском томились? Или чтобы в битве захваченный рикс гепидов отважных не с нами сейчас сидел, а у сарматов на цепи? Тогда скажи, рикс, почему тебе этого хочется? Мне интересно об этом узнать. И всем интересно. Особенно — нашему другу, риксу гепидов. Скажи, Красный, интересно тебе узнать, почему рикс Комозик желал бы тебя на цепи видеть, а не на свободе?
— Еще как интересно! — прорычал простодушный гепид, с недавнего времени полностью доверявший Коршунову и принимавший все им сказанное как абсолютную истину. — Еще как интересно! — И одарил Комозика недружелюбным взглядом.
— Много говоришь, Аласейа, — буркнул рикс герулов. — Много и по-пустому. Не то мне обидно, что отпустили Красного, а то, что равного нам рикса на цепи держали, словно медведя.
— Ну уж тебя-то, рикс герулов, на цепи держать бы не стали! — усмехнулся Коршунов. — Это для Красного, даже и безоружного, железную цепь сыскать пришлось. Тебе, Комозик, и обычной веревки хватило бы!
Терпение рикса герулов иссякло. Он уже начал приподниматься, набирая в грудь воздуха…
Но тут вмешался наконец Одохар.
— Не прав ты, Комозик, — веско произнес он. — Красному ты не родич. Даже и обидели бы его — не тебе за его обиды искать. И на Аласейю моего не кричи. Хочешь доблесть свою показать, ярость священную излить — с сарматами схватиться? Никто тебе не препятствует. Доблесть явить — дело славное. Вон и Скулди твой тоже доблесть готов проявить. Верно, Скулди?
Скулди угрюмо молчал…
Комозик, впрочем, не обратил на это внимания.
— А что ты предлагаешь, Одохар? По домам бесславно разойтись?
— Я предлагаю послушать, что Аласейа скажет, — ответил хитрый гот. — Ведь не только за то ценим мы Аласейю, что он — небесный герой и обилен удачей. Еще и за то мы его ценим, что мудр он и слова его всегда делом оборачиваются. Говори же, Аласейа, — произнес он повелительно. — Мы ждем!
«Хрен с тобой, — подумал Коршунов. — Хочешь быть главным — будь. Главное — мне не мешай».
— Я хочу только одного, — заявил Алексей. — Чтобы наш поход великой славой увенчался и чтобы от груза добычи трещали оси наших телег. Не боюсь я сарматов. Но вижу в этом волю богов. Знак, что не на аланах надо славу и добычу искать. Это как когда боги посылают ненастье и ливни, от которых земля в болото обращается и вязнут в грязи колеса даже пустых повозок. Мудрый поймет знак и повернет на правильную дорогу. Глупый скажет — не хочу отступать. И пойдет дорогой неправильной. Сарматы — не враги нам. Они — знак. Я вижу его! — Коршунов спрыгнул на землю, выбросил вверх руку. — Я вижу: много неправильных путей. И только один правильный! Только один! — Он сделал патетическую паузу. — Только один правильный путь — на Рим!
— На Рим! — взревел Красный.
— На Рим! — эхом откликнулись младшие вожди.
— Что-то я проголодался, — проворчал Комозик, когда отшумело эхо. — Раз твой Аласейа уже высказался, не пришло ли время пообедать, рикс Одохар? — поднялся и степенно зашагал прочь.
Скулди отправился за ним, но перед этим глянул на Коршунова и чуть заметно кивнул: мол, я на твоей стороне, парень.
Что ж, и на том спасибо.
— Он и впрямь видел знак? — спросил у Травстилы рикс Одохар. — Как думаешь?
— Не знаю, — ответил кузнец. — Но скажу так: сначала боги знак избранным своим подают, а уж потом — всем остальным. Так что потерпи, рикс, — и все узнаем. Коли будет и нам знак, значит, особо любим богами наш Аласейа.
— Что он богами любим, это я и так знаю, — буркнул Одохар. — Вот только хватит ли этой любви и на нас с тобой, если мы на ромлян пойдем?
— Я знала, что ты вернешься… — шептала Анастасия, перебирая пальчиками отросшие волосы Коршунова. — Я молила Господа, чтобы он хранил тебя, Алеша, и он меня услышал, не оставил тебя в беде.
— Ах, черноглазая! — шершавая ладонь скользнула по узкой гладкой спине вниз. — Как же я мог не вернуться, если ты меня ждала! Неужели я оставил бы тебя одну в этой дикой степи?
— Алеша… — Женщина уткнулась лицом в его мягкую бороду. — У меня никого нет, кроме тебя. Никого в целом свете. Зачем тебе воевать? Я говорила со Скубой. Если ты попросишь, он проводит тебя в Феодосию. Ты богат. До осенних штормов еще есть время. Мы уплывем оттуда в Фасис или в Трапезунд. Там много наших. Мы всегда найдем себе кров и пищу. Ты можешь торговать или поступить на службу. В колонии грамотный человек найдет себе дело. Давай уедем от этой войны…