Тяжелые повозки разделились по принципу «на первый-второй рассчитайсь», образуя две линии. Агилмунд метался между ними в клубах пыли и орал. Осуществлял общее руководство. Ему помогали несколько Одохаровых дружинников. И двадцати минут не прошло, как фургоны образовали что-то вроде каре, внутри которого расположились пешие готы и герулы. Гепиды под защиту фургонов не полезли. Красный пренебрежительно махнул рукой: дескать, таким храбрецам, как гепиды, негоже позорно прятаться за телегами.
Коршунов тоже за телегами прятаться не стал. Успеется. Выехал вперед, пристроился справа от Скулди, который застыл, стремя в стремя с Комозиком. Так они и стояли, аки три богатыря, дожидаясь появления супротивников. Попутно Коршунов рассказал Скулди анекдот. Дескать, был у него на родине в наидревнейшие времена такой богатырь – Илюша Муромский. И вышел он как-то на бой против Идолища Поганого. Ударило Илюшу по голове Идолище раз – по колено в землю ушел Илюша. Ударило идолище Илюшу (тут к «богатырям» подъехал боран Скуба – послушать, о чем речь) другой раз – по пояс в землю ушел Илюша. Ударило Идолище третий раз – по грудь в землю ушел Илюша. Выкарабкался из-под земли богатырь, отряхнулся и как даст Идолищу по макушке! Стоит Идолище Поганое. Илюша его еще раз по макушке – хвать! Стоит Идолище Поганое! Поднатужился Илюша да в третий раз, со всей молодецкой силушки – бабах! Стоит Идолище Поганое! Только уши из задницы торчат!
Первым заржал Скулди. Чуть позже – засмеялся Скуба. Анекдот был рассказан по-готски, Скуба же по-готски понимал не вполне свободно. Комозик даже не усмехнулся. Когда остальные отсмеялись, заявил, что будь на месте любого из поединщиков он, Комозик, то голову второго можно было бы сразу закопать. Отдельно от туловища.
Враги появились прямо со стороны солнца. Всадники. Аланы?
Скулди выругался. Скуба негромко присвистнул.
Всадники приближались. Вернее, спускались, потому что степь впереди выгибалась склоном пологого холма. Враги ехали плотным строем, подминая лохматую траву. Над их головами, словно тростник, стояли поднятые к небу копья.
Коршунов покосился на Скулди. Герул был встревожен. С чего бы это? Если перед ними вся вражеская армия, то проблема невелика. Всего-то несколько сотен копий, по прикидкам Алексея. Раз в шесть меньше, чем войско «союзников».
– Эти что еще здесь делают? – громко и сердито произнес Комозик.
– Что он сказал? – поинтересовался Скуба, плохо знавший готско-герульский.
– Хочет знать, откуда здесь взялись сарматы, – буркнул Скулди. – Я бы тоже хотел это знать…
Аланы, сарматы… что-то такое осело в памяти Коршунова еще из школьной истории. Вот только какая между ними разница? А разница наверняка есть, коли уж все, кроме Алексея, моментально определили, кто есть кто. И разница, надо полагать, существенная, если тот же Скулди, настроенный по отношению к аланам вполне оптимистично (разобьем, отберем, поделим), так забеспокоился.
– Я догадываюсь, откуда они взялись, – отозвался Скуба. – Готов поставить полную горсть серебра, что я прав. Принимаешь?
– Принимаю, – кивнул Скулди. – Откуда?
– Аланы их позвали.
Скулди фыркнул:
– Сарматы аланам – не друзья.
– Ах, Скулди-воин! Золото превращает в друзей самых отъявленных недругов! Готовь свое серебро!
– Ну, еще посмотрим, – пробормотал Скулди и по-герульски повторил для Комозика слова борана.
– Думаю, он прав, – буркнул рикс герулов. – Что посоветуешь?
– Что-то мне не хочется драться с сарматами, – проворчал Скулди. – Дорого нам это встанет.
Коршунов во все глаза следил за приближающимися всадниками. Точно, их было всего три-четыре сотни, не больше. Лошади – до самых копыт – в каких-то тусклых серых доспехах. И всадники – в таких же доспехах. Только шлемы – металлические, сверкающие на солнце. А копья – просто чудовищной длины: метров по пять, не меньше.
Примерно в сотне метров сарматы остановились, лишь трое продолжали двигаться. Подрагивали древка копий, колыхались полотнища-доспехи, прикрывающие лошадей. Сами доспехи и на людях, и на всадниках были довольно странные: покрытые, словно чешуей, множеством костяных пластинок. Кажется, в несколько слоев. Должно быть, весили они изрядно, но и кони у сарматов были куда крупнее готских и герульских.
Шагах в двадцати трое придержали лошадей, разом опустили копья книзу, и их главный (судя по золоченому шлему и золотым украшениям на уздечке коня) произнес длинную фразу.
– Что он говорит? – спросил Комозик у Скулди.
Тот пожал плечами.
– Он говорит: это земли аланов, – вмешался Скуба. – Дальше вам хода нет.
– Что тебе до аланов, сармат? – бросил Комозик. – Твои земли далеко.
Сармат-вожак разразился короткой речью.
– Говорит, это не наше дело, – перевел скуба. – Но из добрых чувств он поясняет: аланское племя, что обитает здесь, наняло их, лучших воинов Боспора, Меотиды и всех прочих земель, чтобы охранять аланскую землю.
Тут скуба бросил многозначительный взгляд на Скулди: ну что, мое серебро?
Коршунов, привстав на стременах, поглядел на Одохара… и увидел, что рикс гревтунгов не только не намерен вступать в разговор, но даже подал своего коня назад и ушел с «первого плана», уступив место пешим гепидам во главе с Красным. Еще Коршунов увидел, что у вожака гепидов уже красна не только шевелюра, но и физиономия, а веслоподобная лапа молодого «отморозка» поглаживает рукоять секиры.
Внезапно, без всякого предупреждения, молча, красный прыгнул вперед. Топор его взлетел вверх…
Коршунов даже не успел углядеть, как «левый» сармат метнул аркан. Петля упала на Красного – и сармат тут же бросил коня в сторону. Но Красный оказался крут: мало того что устоял на ногах, но даже, перехватив петлю, едва не сдернул сармата на землю. Тот, впрочем, успел выпустить аркан, могучий гепид потерял равновесие, средний, главный, сармат послал лошадь вперед, ее грудью толкнул Красного, а тот, что бросил аркан, развернул коня и поскакал к своим. Аркан снова натянулся – он был привязан к седлу – и поволок за собой гепида. Красный, выпустив топор, ухватился двумя руками за натянувшийся аркан… он даже ухитрился встать на ноги, но другой сармат небрежным движением сунул ему в ноги свое длиннющее копье – и Красный опять повалился на землю. На сей раз встать ему не удалось, потому что лошадь уже набрала разбег.
Все это множество действий произошло за считанные секунды. Коршунов только и успел отметить выверенную точность действий сарматов, а над степью уже прогремел рык Одохара:
– За возы!
Толпа гепидов, хлынувшая было вперед, чуть приостановилась.
Второй сармат тоже развернулся и поскакал к своим, а третий, тот, что говорил, помедлил несколько мгновений – и сделал левой рукой неприличный жест.
Этого хватило. Сотни разъяренных гепидов устремились к нему, главный сармат поскакал прочь, а плотный строй всадников снялся с места и покатился навстречу гепидам.
Самое интересное Коршунов пропустил. Потому что Скулди яростно рванул узду Коршуновского мерина.
– За возы! – заорал он, перекрывая прочий шум. – Живо!
Так что Алексей еще успел увидеть, как строй всадников «проглотил» своих посланцев, а вот как они сшиблись с гепидами, посмотреть не успел.
Вся герульско-готская кавалерия покинула поле боя, всосавшись в проемы между телегами. И едва последние дружинники Комозика и Одохара оказались внутри, как возы тут же развернули, замыкая «крепость». Успели. Спасибо гепидам, задержавшим атакующих. Задержавшим, впрочем, ненадолго. Когда Алексей снова взглянул на поле боя, сарматская конница уже вчистую стоптала гепидов и тем же сплоченным строем накатывалась на передвижную «крепость» готов. Из-за возов на сарматов посыпались стрелы, копья, топоры, но вся это метательная снасть причинила весьма незначительный урон. Всего лишь две бреши образовались в сарматском строю, да и те мгновенно затянулись.
Непомерно длинное сарматское копье возникло откуда-то сверху. Коршунов лишь в самый последний момент успел увернуться. А вот его соседу – молодому, безбородому еще герулу – не повезло. Другое копье прошило парня насквозь – наконечник выскочил из спины. Затем хозяин копья, вероятно, подал коня назад, потому что вопящего и извивающегося, как рыба на остроге, парня утянуло наружу.