Благодаря искусству Фильдера, сумевшего избежать повторных столкновений, число погибших пассажиров модуля не превысило пяти.
И до и после суда Фильдер не мог выбросить из головы мыслей о бежавшем пилоте. Как бы плохо ни было самому Фильдеру, тому было несравненно хуже.
Вероятно, Фильдер поразился бы, узнав, что имя пилота - Залецки.
Каждому из нас было назначено искупление Юнгой. Каждый согласился с приговором. Говорят, раньше, давно, было совершенно иначе. Совершивший преступление на определенный срок насильно изолировался от общества себе подобных. Это казалось невероятным. Ни здесь, на Юнге, ни в других местах никто никого не держал насильно. Зачем? Разве можно убежать от самого себя? И как заранее определить срок изоляции? На Юнге мы находились от момента закладки фундамента реактора до его пуска. Мы все стремились сократить это время, страстно желали его окончания, но не в том заключалось главное. Каждый из нас мог уйти и раньше, в любой момент. Но мы должны были знать, что заслужили это право.
Искупление назначается только при условии признания преступником своей вины. Никто и никогда не знал случая, чтобы представший перед судом отказался это сделать. Искупление назначается судебной комиссией, членом которой становится и совершивший преступление. Фактически же функции комиссии сводятся к контролю за тем, чтобы решение не было чересчур жестоким. Уже давно преступник сам назначает себе искупление. Каждый из нас прошел через это.
Аппарат дальней связи находился в гостиной. Действующий в совершенно исправный. В любую минуту можно поговорить с тем, кто дорог, кого видишь наяву бессонными ночами. Стоит лишь сорвать пломбу и набрать код. Так просто!.. Но право на это тоже нужно было заслужить.
А еще можно вызвать Апелляционный совет и закричать в самый экран: "Хватит! Все! Больше не могу!.."
Но пломба оставалась нетронутой. Спустя полтора года мы стали избегать гостиной. Мы боялись ее, скрывали страх друг от друга, безуспешно старались забыть о существовании проклятого аппарата.
Так не могло продолжаться долго.
Однажды во время завтрака мы услышали грохот и звон стекла. Никто не произнес ни слова, не сделал ни одного движения - всем было ясно, что происходит. Расходясь по рабочим местам, каждый прошел мимо гостиной, заглянув в распахнутую дверь. Разбитая в щепы переговорная кабина, вдребезги размолоченный пульт связи. Кто-то из нас все-таки сделал это, и, право какая разница, кто именно. Еще через полгода гостиная вновь сделалась местом вечерних встреч...
Косовский по профессии биолог. Он доказал, что Юнга имеет биосферу. Странные организмы с немыслимым, с нашей точки зрения, обменом веществ. Однако, несомненно, это была жизнь, Флора или фауна. Или то и другое вместе взятое. Жизнь, существующая в условиях ураганных метановых ветров Юнги, неизбежно должна иметь совершенно парадоксальную форму.
Однажды Косовский привез в контейнере своего "жука" останки жуткого существа, невесть как попавшего в помещение энергостанции и замкнувшего своим телом силовые контакты. Быть может, "живая тьма" и это существо принадлежали к одной породе? Косовский был возбужден открытием, показавшим, что происшедшее с Фильдером и другими не галлюцинация, не мираж. На Юнге была жизнь. Косовский был ослеплен удачей и оттого не осознавал значения своего открытия для всех нас.
Все работы на Юнге будут прерваны до тех пор, пока компетентная комиссия не даст заключение об отсутствии разума и перспектив на его появление у местных обитателей. Для этого нужно будет изловить несколько экземпляров. За два года, проведенные группой на Юнге, существа появлялись всего трижды, причем одновременно. Появлялись мгновенно, неизвестно откуда и так же мгновенно исчезали До нас их никто не видел. Каждый прикинул, на какое время примерно будут заморожены работы, окончание которых так много значило для нас.
Косовский забыл обо всем. Он увлеченно излагал свою теорию смешанной, животно-растительной формы жизни.
"Может ли она быть разумной?" - спросил кто-то.
Косовский сказал: безусловно, нет. Практически отсутствует нервная ткань. Обгоревшая на контактах тварь на редкость примитивна. Быть может, это не та, что напала на Фильдера. Может, на планете есть и другие формы...
"На меня никто не нападал", - жестко сказал Фильдер, и Косовский удивленно запнулся.
Конечно, может быть, в самом деле это нельзя назвать нападением...
"Не было ничего. Только мираж. Наваждение, фантом. Юнга необитаема".
Косовский заспорил. Он все еще ничего не понимал.
Остальные подтвердили: не было никаких существ. Их нет вообще. Один из нас незаметно выскользнул из гостиной.
"Позвольте, - сказала Косовский, - а как же останки, найденные на энергостанции? Это уже не мираж. Это факт, настоящий факт!"
Восторженная дрожь звучала в его словах. Он очень любил свою прежнюю профессию. Таких минут, наверное, ждут всю жизнь. Минуты настоящего триумфа случаются только раз в жизни.
В наступившей тишине стало слышно дыхание людей. Затем чей-то голос произнес: "Все это мираж. От начала до конца". Кажется, это произнес тот, кто недавно выходил из гостиной. Он только что вернулся и прекрасно знал, что говорил. Любой факт за несколько секунд обращается в мираж в ослепительном огне плазменного резака.
Косовский секунду помедлил, затем бросился в лабораторию, где оставалось препарированное существо. Все уже поняли, что он опоздал.
Он вернулся минут через пять. Вошел в гостиную и обвел всех бесцветным, тусклым взглядом.
"Один пепел, - сказал он. - Ничего не осталось. Просто пепел".
Мы разошлись, опустив головы. Невозможно было смотреть на Косовского и друг на друга в ту минуту.
Вчера мы запустили первую секцию реактора. Это был по-настоящему торжественный день. Мы все собрались в главном зале. Первая секция из двадцати двух. Наша первая победа. Лучше сказать: первая большая победа потому, что побед малых в нашей борьбе с Юнгой неисчислимое множество. Каждый день она понемногу проигрывала нам, эта сумасшедшая планета, а теперь терпела настоящее поражение. Через две недели войдет в строй вторая секция, а дальше дело пойдет еще быстрее.
Мы смотрели, как Акрош запустил насосы, как заработали регенерационные колонны - все четырнадцать, и освобожденный кислород потек по магистралям в камеру сгорания.
А когда включилось зажигание топки, раздался страшный грохот. Топка взлетела на воздух, разорвалась на тысячи кусков. За доли секунды триумф превратился в поражение. Самое отвратительное, что мы не могли получить ответа: отчего это случилось? То есть причина взрыва, конечно, ясна: в момент зажигания камера была заполнена смесью кислорода с метаном. Насколько взрывоопасна такая смесь, известно каждому школьнику. Но как там оказался метан? Была ли нарушена герметизация? Почему не сработали датчики газоанализатора? На все эти вопросы ответа не было, и единственное, что нам оставалось, как только разойтись по своим "жукам" и приняться за ликвидацию последствий аварии.