Жар ударил ему в лицо, будто он сунул голову в раскаленную духовку. Кровь хлынула вверх, бешено пульсируя в сонной артерии, в висках, в барабанных перепонках. Дементьев ворвался в аудиторию. Но Гречман на месте не оказалось. То ли задерживалась она, то ли вообще забыла.
Пару минут он сидел один в пустом помещении. Сидел, стиснув челюсти, сжимая-разжимая кулаки. Потом вскочил. Да пошло оно всё! Устремился к двери, и тут в аудиторию вошла, почти вбежала Инна. Налетела на него. Или он на неё.
Наверное, у него и в самом деле помутился тогда рассудок. Иначе как объяснить, что он спустя секунду впился в её губы, нагло, жадно, бесстыже, так, как даже и не мечтал. В первый момент она застыла, оторопев. А потом… потом ответила на поцелуй.
Закрутилось у них все стремительно даже по студенческим меркам. Перед Новым годом Инна познакомила Дементьева с родителями. Пригласила на званый обед к себе домой.
Как он тогда готовился! Отгладил идеальные стрелки на брюках, надел кипенно белую рубашку и даже галстук нацепил. Хотел ещё постричься, а то оброс. Заглянул к Мышке, но с удивлением узнал, что она больше не живет в общежитии и вообще ушла в академ. Съездил тогда в парикмахерскую на рынке – там стригли без очереди и недорого. Там же, на рынке, купил розы для матери Инны.
Но обед обернулся катастрофой. Нет, ему Алла Арнольдовна ничего не сказала, даже поблагодарила за букет и проводила к накрытому столу. Но затем позвала за собой Инну в другую комнату. В гостиной тихо бубнило радио, да и отец Инны из вежливости о чем-то с ним пытался говорить. Но потом Дементьев, спросив, где уборная, вышел в коридор. И там уж отчетливо услышал голос Аллы Арнольдовны:
«Ты кого к нам привела? … Ты в какой подворотне его нашла? … После его ухода только проверять, всё ли на месте… Я даже слушать не желаю … Моя дочь не может быть настолько глупой и неразборчивой, чтобы встречаться с вахлаком…»
Дементьев тогда ушел сразу, не прощаясь. Потом кружил час или два по заснеженным улицам. Не хотел идти домой. Знал, что Климов тут же начнет: «А я говорил тебе, что это за люди».
Только когда чуть-чуть успокоился, поехал в общежитие. А когда поднялся к себе на этаж – остолбенел. В коридоре, у двери их комнаты стояла Инна Немирецкая. И стояла, очевидно, уже давно.
Он хотел сказать ей: «Зачем пришла? Иди домой, проверяй, всё ли на месте, а то мало ли, кто меня, вахлака, знает». Но не смог. Встретил её взгляд, и слова встали комом. Он просто подошел к ней, обнял, и она порывисто к нему прижалась.
– Ты давно здесь? – хрипло прошептал Дементьев, не выпуская её из рук.
– Где-то полтора часа.
– А что родители?
– Не знаю. Ты слышал, что она сказала? Прости, пожалуйста. Я не знала, я не думала, что она так… прости…
– Тебе не за что извиняться. Дети за родителей… сама знаешь, – усмехнулся он, чувствуя, как отогревается его сердце. – Инн, а ты почему тут стоишь? Почему не в комнате?
– Меня не приглашали, – пожала она плечами.
Стас и правда тогда Инну не впустил, за что Дементьев с ним позже, конечно, поругался. Но тот день все равно запомнился навсегда, как один из самых счастливых. В тот вечер он спровадил Климова к соседям, а Инна осталась у него. В ту ночь у них впервые случилась близость, и он горячо шептал ей, как любит. Больше жизни её любит.
А утром Дементьев предложил ей выйти замуж, правда, в шутку:
– Ну всё, теперь я, как честный человек, просто обязан на тебе жениться. Пойдешь за меня?
Хотя за этой шуткой скорее прятался собственный страх: вдруг откажет? Вдруг насмехаться станет?
Но Инна ответила неожиданно серьезно:
– Да...
глава 10
Вскоре после свадьбы они съехали из общежития в съемную комнату. Денег не хватало катастрофически, но Инна мучилась от жесточайшего токсикоза. Чуть что – её выворачивало, особенно от запаха жаренной картошки, а ею пахло почти постоянно то из одной комнаты, то из другой. И спать она не могла нормально от несмолкаемого шума – вечно кто-нибудь да гулял. Ещё и защита диплома у обоих была на носу.
Никита поначалу ходил по соседям, просил хотя бы поздно не включать громко музыку. Пока однажды снова не сцепился с Климовым, с которым они после свадьбы прекратили общаться.
Был первый час ночи, а у Юрки Самохина веселье только набирало обороты. Из коридора неслись пьяные вопли, а низкий бит, от которого вибрировали и пол, и стены, и кровать, изводил даже привыкшего ко всему Дементьева.
Он поцеловал мертвенно бледную, свернувшуюся калачиком Инну, натянул на голое тело шорты и вышел в коридор. Привычно стукнулся к Юрке и попросил, чтоб убавили громкость и перестали так орать. Но встретил там Климова, который трезвым его демонстративно игнорировал, а тут, в подпитии, сразу вскинулся: