***
Через несколько дней де Романус пришел к хозяину замка, тот что-то пером писал на листке бумаги и тут же убрал его в стол, как только вошел Мариус.
— Решил узнать, как ты?
— Жив.
Мариус нахмурил брови и с тревогой взглянул на Принца.
— Так, хватит хандрить, мне нужно тебе кое-что сказать. Я должен тебе это сказать.
Лионкур поднял голову и в глазах стали поочередно появляться настороженность, опасение, а затем и страх.
— Господи… ты узнал… ты узнал что-то ужасное… ты…
— Тише-тише-тише! Я узнал что-то нечто очень важное и сейчас нарушаю обещание только лишь потому, что ты очень страдаешь.
— Я не понимаю, — кажется, итак бледные губы побледнели еще сильнее. — Я ничего не понимаю.
— Ты действительно очень хочешь найти Луи? Твое желание не стало меньше ни на йоту?
— Я безумно, безумно сильно хочу найти его! Увидеть его и поговорить с ним! Больше всего на свете, до боли! До ощутимой боли, Мариус! Ты что-то узнал? Ты ведь узнал что-нибудь?
Лестат смотрел на него так, что Мариус тут же понял, что это был лишний вопрос. Но он не знал, как начать разговор и сомневался. Проснувшись сегодня, он понял, что все же нужно рассказать Лестату, но он обещал Луи. Тот молил его. Мариус стоял на распутье, но видя страдания Лионкура, не смог молчать.
Сдержать обещание или нарушить? Может, будет лучше сказать Лестату о том, что Луи любит его уже меньше? Рассказать о разговоре, но не упоминать, где нашел его? И если Лестат решит даже после признания Луи видеть его, он даст добро.
Де Романус встал на закате, пока Арман еще спал и отправился к Принцу. Мариус знал, что Лестат просыпался ровно на закате, как и он.
— Мариус, не мучай меня, — взмолился Лионкур. — Что ты узнал?
Де Романус ощутил, что сердцебиение Лестата участилось, но и его собственное стало быстрее.
«Дьявол! Ну хоть разорвись, а?»
— Я обещал не говорить, где он, — Мариус сделал знак замолчать, увидев, что Лестат уже открыл было рот, — но я передам наш разговор слово в слово.
Лестат кивнул с обреченным видом, чувствуя, как замирает его сердце в плохом предчувствии. Мариус начал говорить и не скрыл ничего, не единого слова, кроме информации о номере телефона. Он поклялся всем, что не выдаст ее. И об этом умолчал, но все слова Луи и особенно его длинный монолог он передал подробно.
Лестат слушал, и ему становилось все хуже. Боль в груди от переданных слов его возлюбленного все разрасталась, появилась слабость в ногах, он сильно сцепил зубы. Лионкур предусмотрительно подошел к столу и оперся о столешницу ладонями, чувствуя, что силы медленно покидают его. Но до последнего старался не показывать своего плачевного состояния, чтобы Мариус продолжал говорить. Зубы стиснуты так сильно, что на скулах выступили мышцы, делая черты лица еще более жесткими, в широко распахнутых глазах застыло абсолютно потерянное выражение, а затем боль и откровенный ужас, когда Лестат услышал последнее:
— Я думаю, ты еще кое-что должен знать, мой дорогой, — с сожалением произнес Мариус. — Мне, правда, больно говорить эти слова и я не знаю, насколько они искренны, но мне показалось…
— Говори, — слабым, надтреснутым голосом. Пальцы сжали столешницу до скрежета, потому что Лестату показалось, что он сейчас осядет на пол.
— Мне кажется, я люблю его уже меньше. Это так, Мариус, уже меньше.
Де Романус оставил это напоследок и как-то не смог предположить, что будет дальше. Сколько же он раз винил себя потом, что добил Лестата именно этой фразой! Несколько мгновений тот молчал, не говоря ни слова. Затем оторвался от стола и сделал несколько шагов, словно собираясь куда-то уходить, остекленевший взгляд застыл на одной точке. Лионкур почувствовал в голове странную легкость, комната завертелась и перед глазами все поплыло. Его покачнуло, и Мариус бросился к нему, выкрикивая его имя.
— Лестат! Все хорошо! Хорошо! Мы вернем его, ты просто очень ослабел от постоянных страданий, тебе надо… о нет…
Де Романус держал на руках Принца Проклятых, лишившегося чувств.
— Черт! Черт! Только не это! Только не кома! Дерьмо! Да за что мне все это?
========== Выбор ==========
Мариус перенес бесчувственное тело на постель, бережно положил голову на подушки и с тревогой вгляделся в лицо: глаза закрыты, Лестат абсолютно недвижим.
— Может все же глубокий обморок? Он же столько страдал и был эмоционально истощен!
Мариус приподнял верхнее веко и нахмурился.
— Только не кома… только не кома… Виктор с ума сойдет! Я не должен был… я должен был подстроить встречу, нарушить обещание и сказать адрес. Что я скажу Виктору? Роуз? Что я им скажу? Очнись, Лестат, очнись!
Мариус побил по щекам, потряс, лелея слабую надежду, но быстро понял, что выглядит смешно и даже глупо. Лестат впадал, или уже впал в кому. Вампир отчаянно соображал, что делать дальше, и первой мыслью было рвануть к Луи, что он и хотел сделать. Мариус направился в свою комнату, увидел уже не спящего Армана и сразу произнес:
— Дорогой, пойдешь сейчас к Лестату, мне надо снова к Луи.
Мариус был так подавлен, что Арман тут же понял, что что-то не то.
— Что произошло?
— Нечто очень серьезное. Идем покажу.
Юноша молча последовал за ним, не задавая лишних вопросов. Когда он увидел недвижимое тело Принца, то издал протяжный вздох, полный огорчения, и растерянно посмотрел на Мариуса. В его взгляде читался вопрос: «Что нам делать теперь?»
— Побудь с ним, может он скоро очнется, но мне так не кажется на самом деле, — Мариус не сводил взора с лица, очень белого, почти белоснежного, линии под кожей выступили еще сильнее, почти изрезая прекрасное, но не бесстрастное лицо. На нем не было маски спокойствия, все муки, что переживал бедный вампир перед обмороком, застыли на его лице.
— Конечно.
— Не знаю, как Виктору сказать, — признался Мариус. — Это я утворил, рассказал ему. Все рассказал. Решил вначале так сделать, а потом, если… Идиот! — Разозлился на себя же де Романус. — Кретин!
— Ты хотел как лучше, — Арман подошел к мужчине и погладил по белым волосам. — Ты всегда хочешь как лучше, но иногда получается… хуже. Извини.
Мариус почувствовал в этих словах намек на их прошлое, на эти чертовы пятьсот лет без него и молча лишь кивнул, соглашаясь. Что он еще мог сказать? Его мальчик был прав.
— Но он же не умер, — добавил Арман успокаивающим тоном, не переставая гладить по голове, как ребенка, — его можно вытащить. Главное привести Луи.
Де Романус приподнял голову и взглянул в чистые, навечно юные черты лица, в невинные, огромные, но полные многолетнего опыта глаза, они были умны, даже мудры. Внешняя невинность и беззащитность, почти детская трогательность сочетались в этом лучезарном юноше с мудростью прожитых веков, романтизм и нежность с бескрайним цинизмом, а эмоциональность и вспыльчивость с абсолютным спокойствием, уверенностью и невозмутимостью. Он мог успокоить спокойным мирным взглядом, тихим и мягким тембром голоса, одним лишь прикосновением и нежной улыбкой.
И сейчас происходило тоже самое, чарующие глаза и голос немного успокоили Мариуса и они словно поменялись местами — теперь наставником был Арман. Иногда так и происходило, очень редко, но такое случалось.
— Ты волшебный, — пораженно прошептал древнейший, смотря в темно-карие, магнитические глаза. — Ты такой единственный.
— Возможно, — лукавая улыбка тронула уголки губ. — Лети к Луи. Я побуду с ним.
— Только Виктору надо сказать.
— Я сам скажу ему и постараюсь сделать так, чтобы он не впадал в панику, — шелковый голос обволакивал слух, волнами разливаясь по комнате. Он почти убаюкивал. — Только хотел предложить подождать немного, может он очнется?