– Пицца? Ты серьезно?
– А почему бы и нет? Я не приверженец строгих диет и четких правил по питанию. Если ты против, то можешь выбрать себе другую еду…
– Гер, не ёрничай, – перебиваю мужчину. – Ты же понимаешь, что я совсем другое имею в виду.
Герман выразительно оглядывает мое лицо. Обводит большим пальцем контур губ. Очерчивает скулы. И, обнимая мое лицо, зарывается в волосах на затылке:
– Ты хочешь меня обвинить в том, что я подкупил сына? – с насмешкой в голосе спрашивает.
– Нет… Да… Именно так я и думаю, – киваю.
В воздухе повисает тягостное молчание.
– Ты ошибаешься, – равнодушно отвечает мужчина и резко выпускает меня из объятий.
Я, не ожидавшая такого поворота, пошатнувшись, обхватываю свободной рукой его за талию, упираюсь лбом в каменную грудь.
– Долго вы у двери еще будете топтаться? Я есть вообще-то хочу, – раздается за моей спиной нетерпеливое детское возмущение. – И цветы в воду нужно поставить, а то завянут.
Внезапно мне становится неловко от замечания юного создания. И кажется, что даже щеки вспыхнули. Герман откашливается, подхватывает меня под локоть, придерживает, помогает идти.
– А ты еще меня называла тираном, – понизив тон до шепота, иронизирует мужчина. – Вот, полюбуйся. Бабушкино воспитание не прошло даром.
– Пап, а теперь пора? – обращается Максим к Герману, вдруг нетерпеливо заерзав на месте.
– Что еще? – щурю глаза, с опаской поглядывая на мальчиков, пока собираю со стола остатки еды.
– Пааап?! – лукаво улыбается Максим, встает со своего места, подходит к отцу.
– Кхе, – откашливается в кулак Герман и, подхватив салфетку со стола, с особой тщательностью вытирает пальцы. – Ася.
– Дорогая, – шепотом подсказывает ему в ухо Максим.
– Эй, а ну-ка цыц, – шутя прикрикивает на сына мужчина, а у того улыбка только шире становится. – Дорогая, Ася, – снова начинает Герман и я слышу в его словах некое подобие торжественности.
О, Боже, только не это! Только не это! – во мне мгновенно просыпается истеричка.
– Выходи за меня замуж!
Руки зависают над столом. Я замира. Крепко зажмуриваю глаза. Я не ослышалась?
– Ася, – низким, чуть хрипловатым голосом зовет Герман. Резко открываю глаза и первое, что я чувствую, – это был шок! Прямо передо мной на раскрытой мужской ладони лежит, темно-синяя бархатная коробочка.
Где-то внутри я ожидала чего-то подобное. Близкое. Но ожидать и увидеть – это разные вещи. Поэтому все слова и эмоции мгновенно испарились. Исчезли. Я на некоторое время, как мне показалось, вообще перестала дышать.
– Ася, я знаю, что тебе нужно подумать, что для тебя это слишком сложное решение. Я не хочу давить…
– Я согласна, – односложно, без визгов и истерик отвечаю, поднимая глаза на Германа.
– Ася, если тебе нужно время…
– Нет. Не нужно, я выйду за тебя, – скупо, без лишних эмоций отвечаю и протягиваю ладонь с растопыренными пальцами, замираю.
Боже! Я не знаю, что со мной творилось в этот момент. Может это какая-то защитная реакция моей нервной системы?! Может это атрофия чувств? Не могу сказать, но никак по другому я не могла оценить мое оцепенение и равнодушие.
И кажется только трясущиеся пальцы выдавали мое внутреннее состояние.
– Ась?! – в глазах мужчины вижу недоумение.
И я его понимаю: он явно ожидал не таких эмоций. Собственно, как и я. Поэтому медлил. Сомневался. И чем дольше он собирался, тем тяжелее становилось мне сдерживать себя. Нарастающая истерия поднималась медленно откуда то снизу. Подпирала. Давила.
– Если ты сейчас же не оденешь мне это черт…., – запинаюсь, так как боковым зрением вижу взбудораженный взгляд Максима, а ругаться при ребенке – это табу для меня, поэтому сцепляю зубы, – кольцо, то я за себя не ручаюсь, – бормочу пересохшими губами. Стараюсь выглядеть, как можно спокойнее и даже получается выдавить улыбку для Максима.
– Ну уж нет, – Герман перехватывает мои пальцы прежде чем у меня сдают нервы и уже через мгновение, на моем безымянном пальце красуется кольцо с крупным, переливающимся в свете ламп, бриллиантом.
– Боже! Герман, – смотрю то на кольцо, то на мужчину, – оно такое красивое.
Вот! Вот то мгновение, которое ждали все и даже я. Во мне наконец-то проснулись чувства! Радость! Восторг! Восхищение!
Все спуталось, смешалось. Закрутилось бурным водоворотом в груди. Сердце захлестнула волна ликования.
– Я же говорил, что мам…, – мальчик сбивается, виновато смотрит на меня. – Асе, – исправляется, – понравится, – застенчивая улыбка появляется на его губах, а у меня сердце заходится. Глаза застилает пеленой слез.