Он оставил своего коня конюху и через несколько мгновений уже входил в залу, где нашел брата, который ждал его, весь пропыленный и даже не снявший плащ после долгого пути. Эдмунд сидел за столом с чашей эля в руке и с угрожающим выражением на лице, отчего все присутствующие в зале – рабы, вооруженная стража и даже близкие компаньоны – предпочитали держаться от него на безопасном расстоянии.
Этельстан знал, что Эдмунд может быть грозным даже в благоприятные дни. Он всегда был крупным, но сейчас, в свои семнадцать, по росту уже превзошел всех братьев. Этельстан и припомнить не мог, когда ему удавалось побороть Эдмунда. В последний раз это было много лет назад.
Исходя уже только из его внешнего вида, люди старались не связываться с Эдмундом.
«Мрачный и молчаливый, – называла его бабушка, вдовствующая королева. – Такие всегда самые опасные. Когда он заговорит, всем будет лучше прислушаться».
В этот момент Эдмунд сидел, уставившись в свою чашу с элем, словно читал там судьбы мира и только что узнал, что их ждет конец света.
– Ты выглядишь просто ужасно, – сказал Этельстан, усаживаясь напротив брата. И в этом не было ничего удивительного, если учесть, какие новости он принес королю. – Насколько плохо все прошло?
Эдмунд сделал долгий глоток из чаши, затем поставил ее на стол и впился в нее угрюмым взглядом.
– Он хотел знать все подробности, каждую деталь, – тяжело произнес он, – так что за рассказом мне пришлось пережить это еще раз. – Он перевел дыхание и провел рукой по своим густым каштановым волосам, которые отличали его от саксонских братьев. – Думаю, его нельзя упрекать за то, что он хотел убедиться, что для Экберта было сделано все возможное. – Он осушил свою чашу и оттолкнул ее от себя. – Когда я отвечал на его вопросы, через некоторое время появилась она. Вслушивалась в каждое слово. Делала вид, что горюет по Экберту. Как будто кто-то может поверить, что она станет скорбеть о смерти человека, который мог стать между ее сыном и королевским троном. – Он бросил сердитый взгляд на Этельстана. – Я оговорился. Ты можешь поверить в это, – поправился он.
– Оставь это, Эдмунд, – устало ответил тот.
Эмма стала для них больной темой. Для Эдмунда она была не живой женщиной из плоти и крови, а лишь орудием в руках ее амбициозного брата, нормандского герцога Ричарда, и, следовательно, – угрозой для всех сыновей короля от первого брака. А значит, и для Этельстана. Но он гнал от себя мысли об Эмме: он и так вспоминал о ней слишком часто.
– Был ли король удовлетворен тем, что мы сделали, чтобы спасти Экберта? – А действительно ли они сделали все от них зависящее, чтобы спасти брата? Этот вопрос преследовал его, как навязчивая зубная боль, и он никак не мог от него отделаться.
– Ты хотел сказать, не винит ли король в смерти Экберта тебя?
Пронизывающий взгляд Эдмунда впился в его глаза, и Этельстан был вынужден признаться себе, что на самом деле имел в виду именно это. Как старший из этелингов он всегда брал на свои плечи ответственность за благополучие братьев – по крайней мере, когда они были вместе. И на него падала бóльшая часть вины, когда отец считал, что они совершили какой-то проступок.
Впрочем, он ничего этого вслух не сказал, а Эдмунд только покачал головой.
– В болезни и смерти Экберта нет твоей вины, Этельстан, и король знает об этом. Когда уже ты сам позволишь себе поверить в это?
– Я продолжаю задавать себе вопрос, не было ли еще чего-то такого, что я…
– Ответ на этот вопрос – «нет», – твердо сказал Эдмунд. – Его лечили, его исповедовали, благословили, и он отправился к Господу на Небеса. Теперь и ты должен отпустить его. – Эдмунд наклонился к нему через стол, пристально глядя на брата своими темными глазами. – Его уже не вернешь.
Этельстан потер лоб кончиками пальцев. Эдмунд был прав. Он не в силах вернуть умершего Экберта, не может изменить его вирд. И все же после смерти Экберта он до сих пор не мог избавиться от слов, все еще звучавших в его голове, слов, которые он давно хотел забыть.
Суровая судьба ждет сыновей Этельреда – всех, кроме одного.
Пророчество это было произнесено два года назад во время танца вокруг языческого каменного идола, и сделал его человек, о котором говорили, что он имеет дар заглядывать в будущее. Об этих зловещих словах он не поведал никому. Зачем передавать другим то, чего он сам не хотел бы услышать никогда? Даже если бы он поделился предсказанием с Экбертом, это все равно ничего не изменило бы; как не изменило бы и судьбу Эдмунда, если бы он рассказал ему об этом сейчас.