— Извините, сеньора.
Во время ленча ко мне подошли испанцы из съемочной группы — электрик и бригадир осветителей.
— Мы тут решили, — бригадир с трудом подбирал английские слова, — пожалуйста, не сочтите нас навязчивыми… кажется, мы вас знаем.
«Невероятно, — подумала я. — Мой единственный коммерческий фильм здесь только-только начали демонстрировать. Откуда бы им меня знать?»
— Это было очень давно. — Бригадир осветителей изучал мое лицо, желая убедиться, что он прав. — Здесь, в Барселоне.
Он смущенно посмотрел на своего товарища.
— Тогда мы тоже работали с американцами. В съемочной группе была девушка, американка, она здесь жила. Не сочтите нас навязчивыми. Очень славная девушка, много работала, все ее любили. Я замерла.
— Нет! Это была не я.
Вероятно, они ошиблись. Они имели в виду какую-то другую госпожу. Здесь работало много американцев.
— Извините за беспокойство, сеньора. — Бригадир смущенно потянул за собой товарища. — Вот видишь, — продолжил он на испанском. — Я же говорил тебе, что это не она. Та была другая, тоненькая, балерина.
Они вернулись к съемочной группе, но я слышала их голоса. Понимала их речь.
— Говорю тебе, это она. Посмотри на ее ресницы.
— В Америке немало женщин с такими ресницами. Зачем ей лгать?
— Ты забыл тот ужасный случай, что с ней приключился?
— Да? О чем ты?
Бригадир уселся на бампер грузовика и развернул пакет с сандвичем.
— Матадор… помнишь? Сумасшедший Цыган, влюбленный в нее? Ко всем ревновавший! Мужчины боялись к ней приближаться.
— О… да… он тоже был знаменитостью.
Подумав немного, бригадир продолжил:
— Теперь вспоминаю. Все девушки из группы только о нем и болтали, но она любила другого парня, танцора, тоже цыгана. Он обращался с ней, как негодяй; говорили, что бьет ее, преследует, а она к нему возвращается. Молодые люди — настоящие безумцы.
— Помнишь тот день? Они оба пришли на съемочную площадку. Танцор ей что-то сказал, возможно, попросил вернуться к нему. Девушка говорила с ним не более минуты, ей было некогда — она работала. Но матадор, обезумев, схватил танцора за шею, ударил о каменную стену. Все произошло так быстро! Танцор оказался гораздо слабее матадора. Мы пытались разнять их, но матадор был слишком проворен. Он разбил голову танцора о землю. Кровь хлынула изо рта, ушей, головы. Когда мы оттащили матадора, танцор напоминал тряпичную куклу.
— О да, я помню, как все кричали, а «скорая» долго не приезжала. Девушка билась в истерике, мы пытались ее успокоить, оттащить от тела. Она сама превратилась в тряпичную куклу. Все руки перепачкала в крови. Прибыла полиция. Мы клятвенно заверили, что балерина тут ни при чем, все любили ее. Она обладала какой-то особенной невинностью.
— И что случилось с танцором?
— Он умер по дороге в больницу. Все-таки головой удариться о мостовую… Матадора в конце концов отпустили. Кажется, у танцора нашли нож, он пытался пырнуть им противника. Никто из нас ножа не видел, но ведь все произошло так быстро.
— Кто знает? Матадор-то был знаменитый; эти люди известнее танцоров. У них более могущественные покровители.
— Говорили, что в крови танцора обнаружили следы наркотиков. Как знать? А что же девушка?
— Она больше не появилась на работе. Не пришла даже за зарплатой.
— А должна была бы прийти. Американцы хорошо платили. И любили ее, все знали, что она не виновата.
— Наверно, танцовщица уехала домой и вышла замуж за какого-нибудь американца.
Электрик снова посмотрел на меня.
— Ручаюсь, это она. Такие глаза не часто встретишь.
— Ну, видимо, ей удалось выйти замуж за весьма богатого американца, — сказал бригадир. — Одета очень даже ничего… У той девушки с деньгами было негусто…
Прораб американской съемочной группы наконец избавил меня от страданий, крикнув своим людям:
— Эй, ребята, приступаем. Сколько можно есть сандвич?
Электрик с бригадиром осветителей вернулись на съемочную площадку.
Я быстро зашагала прочь. Годы ушли на то, чтобы стереть из памяти картину смерти Луиса. Теперь она снова живо встала передо мной, словно растущее прямо на глазах чудовище. Я слышала свои вопли, странные, детские вопли из прошлого. Видела Луиса, изо рта его текла кровь. Мои руки потянулись к нему, чтобы остановить кровотечение, и вопли стали еще громче. Но никто ничего не слышал. Я кричала, лежа на земле; потом меня оттащили в сторону.
— Эй, как поживаете?
Ассистент режиссера догнал меня прежде, чем мне удалось выбраться из толпы.
— Помните меня? Я вам ассистировал два года назад, когда вы снимали в Большом Каньоне.
— Да, — чуть слышно ответила я, хватаясь за любую мысль, способную отогнать воспоминания о Бетти.
— Я и не знал, что вы здесь, — продолжил мужчина. — Вы сейчас над чем-то работаете?
— Собираюсь снимать фильм.
Элизабет прибавила шагу.
— Я видел ваш фильм «Фирензе».
Он следовал за мной, почтительно сохраняя дистанцию в несколько футов и стараясь поддерживать дружескую беседу.