Может, ей только кажется, что она произносит эти слова? Неужели Луис не слышит? Он молча вышел.
На следующей неделе среди исполнителей не оказалось ее имени. Она ежедневно просматривала списки, чтобы убедиться. Это ошибка… должно быть какое-то объяснение. Да существует ли она на самом деле?
Бетти растерянно отправилась к станку, но не на свое старое место в классе рядом с балериной из Франции, а в одиночестве, в холодный репетиционный зал «Театро дел Лисео».
«Я всего лишь хотела его любить», — произнесла она перед зеркалом, обращаясь к своему отражению. В пустом зале царила тишина. «Ты, несомненно, старалась, — ответила себе Бетти, — но теперь должна взглянуть правде в глаза».
Она подняла ногу в попытке выполнить арабеск.
Обхватила колено руками и подержала его, восхищаясь своей все еще великолепной растяжкой. Но когда девушка отпустила ногу, ей не удалось сохранить положение неизменным. Травмы победили. Тело не слушалось. Волшебство исчезло. Надо срочно отыскать новое волшебство, иначе просто незачем жить. Она выражала себя в танце.
А танцоры кордебалета, где требуется полная идентичность во всем — от формы бюста и постановки головы до оттенка волос, привыкают безоговорочно выполнять все указания. Для достижения успеха им необходимо все ловить на лету, ни о чем не спрашивая постановщика, потому что за кулисами всегда ждут своего часа молодые соперницы. Это и спасло Бетти.
К моменту официального увольнения из труппы она уже знала, чем заняться. Девушка нашла себе работу в качестве двуязычной помощницы в американской кинокомпании, снимавшей в Испании. Конечно, киносъемки — не балет, но что-то в производстве фильма завораживало Бетти; она нуждалась в товарищеской атмосфере съемочной группы.
Вскоре американский продюсер вызвал ее к себе.
— Мы отстаем от графика. Нам нужен человек для поиска натуры. Справитесь?
Бетти прекрасно знала любимый город. И выполняла свою работу с таким усердием, что продюсеры нарадоваться не могли.
— Назначаем вас менеджером по натуре, — вознаградили ее благодарные американцы. — Зарплата пока останется прежней, потому что вы еще стажируетесь.
Ясно, что другого столь добросовестного менеджера за такие деньги им не найти: она блестяще экономила средства, которые испанцы старались взять с иностранцев. Бетти согласилась принять новую должность и по-прежнему работала, не щадя себя.
Появились и другие американские компании, привлеченные испанской дешевизной; они нуждались в надежном человеке, владеющем испанским. Бетти познала прелести американской оплаты сверхурочных; на эти деньги можно снять новую квартиру, купить одежду, дорогую еду, вино…
«Даже кокаин». Впрочем, Бетти оправдывала свое новое увлечение: чтобы забыть о балете, она работала на износ. «И валиум — нельзя же терять форму».
Через пару лет многие американские и английские кинокомпании уже искали сотрудничества с Бетти. Она появлялась на съемочной площадке в шесть утра, проверяла декорации и до ночи готовилась к завтрашнему дню. На любой упрек в пристрастии к наркотикам она бы спокойно ответила: «Как иначе можно справиться с таким объемом работы? Я ведь должна трудиться, верно? И я не злоупотребляю зельем… Все им пользуются… Видели бы вы, сколько поглощают его эти американские киношники». Но никто никаких вопросов не задавал; она вела себя очень осторожно.
Шутливые жалобы новых американских коллег по поводу того, как они соскучились по гамбургерам, жареному картофелю и кукурузным лепешкам, напоминали девушке о том, как давно она покинула Новый Свет. «Вы слышали, что произошло на прошлой неделе в той нью-йоркской студии?» — радостно говорили они друг другу. Или: «Встретимся за ленчем в Лос-Анджелесе на следующей неделе». Съемки заканчивались, и киношники обращались к Бетти: «Найдите меня, когда вернетесь домой». Обнимались, целовались, проверяли, есть ли у хрупкого менеджера их адреса.
Бетти исполнилось двадцать восемь, и она наконец осмелилась подумать о возвращении в Америку. Теперь она запаслась солидными профессиональными рекомендациями американских кинокомпаний, где ей удалось поработать, и обросла серьезными связями с международными спонсорами.
В последующие годы жесткие временные рамки американской киноиндустрии при каждой новой работе только оттачивали ее профессионализм; воспоминания о балете отошли на второй план. Правда, Бетти со страхом думала о мадам Вероша — она в качестве балетного педагога учила девушку и любила ее. Дисциплина танцовщицы помогала Бетти, постоянно менявшейся благодаря работе над собой. Даже имя ее стало другим — Элизабет. «На этот раз я одержу победу, — говорила она себе. — Буду снимать фильмы в Америке, Англии, Франции и Италии. И когда стану знаменитой, смогу забыть о Куколке Бетти. Но если меня постигнет поражение…»
В конце концов я, Элизабет, помогла ей. У Элизабет, уважаемого продюсера со студией на верхнем этаже некоего здания на Бродвее, слава Богу, не оставалось времени на размышления о несчастной Бетти где-то там, далеко в прошлом. И вскоре Бетти оставила меня в покое. Правда, победы в киноиндустрии давались мне тяжким трудом, ценой постоянных усилий. С другой стороны, приносили удовлетворение, поскольку позволяли реализовать стремление балерины к совершенству и самоотдаче.