— Почему бы нам не поехать в Барселону вместе? — по-джентльменски предложил Стивен, помогая мне управляться с багажом на таможне. — Меня ждет лимузин.
— Нет! — тут же запротестовала его дочь. — У нее слишком много чемоданов. Они не поместятся.
Бедная девушка в испуге принялась перечислять пункты их сложного маршрута. Никаких посторонних, говорили ее глаза, нечего даже думать об этом!
— Мы с папой будем очень заняты, нам надо составить список самых интересных мест для моих лучших подруг из Беверли-Хиллз. Они приедут сюда в следующем месяце.
«В надежде на то, что их отцы немедленно испарятся», — едва не выпалила я, отклонив предложение Стивена.
— У меня номер в «Колоне». Я позвоню и с удовольствием пообедаю с вами, — пришлось срочно придумать предлог.
— Обещаете? — спросил он.
— Обещаю.
— Хорошо, потому что теперь мне известно, где вы остановитесь, и не дай Бог не позвоните — я тотчас приду вас разыскивать!
«Как он мил», — подумала я, взяла его визитную карточку с телефоном в «Авенида Палас» и спрятала во внутреннее отделение своей сумочки. Несчастная девушка была вне себя от ярости, но на самом деле она волновалась напрасно. Вряд ли стоило затевать что-либо с обладателем столь яркой и «безупречной» репутации, как Знаменитый Холостяк Стивен.
Сейчас, в этом старом кафе по соседству с сероглазым незнакомцем и шведской парой, мне казалось, что беседа со Стивеном произошла не несколько часов тому назад, а давным-давно, в далеком прошлом. Я заглянула в сумочку проверить визитную карточку журналиста. Через мгновение подняв голову, я увидела его самого. Он мелькнул с дочерью среди потока автомобилей через Рамблас, потом растворился в толпе на боковой улочке в сторону Баррио Готико.
Официант подошел к нашему столику; сероглазый испанец собрал все счета — свой, мой и шведской пары и, несмотря на наш дружный протест, благодушно расплатился. Шведы, поблагодарив его, удалились. Вскоре мой щедрый сосед поднялся и пригласил меня прогуляться по пестреющей цветами Рамблас. Какой чудесный день! В это время суток в начале барселонского лета безоблачное небо еще хранит приятную утреннюю свежесть, блестящие автомобили еще не сверкают отраженными солнечными лучами, а потрескавшиеся тротуары и асфальтовые мостовые еще не пышут жаром… Вместе с новым спутником мы затесались на Рамблас в толпу вокруг торговца диковинными птицами; дюжины ярких пташек из разных стран радостно щебетали в чистеньких клетках… Давно забытые мужские голоса — «Que guapa, guapisima», прекрасная, прекрасная, — звучавшие когда-то на Рамблес вслед длинноногой Бетти, снова раздавались вокруг. Голоса мужчин становились все громче, ритмичнее и наконец превратились в вибрации, исходящие от движущейся толпы. Испанец нежно обнял меня за талию, желая то ли защитить, то ли заявить о своих правах, но я с удивлением испытала проснувшееся чувство опасности, всколыхнувшееся в душе… «Осторожно», — подсказывал почти забытый внутренний голос. Мы свернули с Рамблас на огромный, заваленный свежими продуктами знаменитый барселонский рынок «Ла Бокериа». Бетти всегда обожала бродить по «Ла Бокериа».
Пахло всевозможной снедью; волновали ткани, запахи, яркие краски. Щедрый незнакомец купил темный виноград. Но вдруг какой-то беспечный мальчишка со всего маху случайно врезался в столик, где высилась гора винограда. Мы стали помогать торговцу собирать обрушившуюся лавину; и, поднимая мраморные шарики, смеялись громко, как дети. Незнакомец подал мне руку и помог подняться. Смех зазвучал свободнее: нас объединяла радость — повсюду, куда ни кинь взор, красная мозаика. Тысячи сочных красных ягод клубники перемешались с тысячами спелых красных помидоров, алыми яблоками и колбасами всевозможной толщины. В воздухе на крюках висели мясные туши и рыбины различных оттенков, от розового до темно-красного. Буйство красного цвета дополняли устрицы, моллюски и пурпурные сливы. Нигде на свете меня так не поражала сочная зелень светлых олив и изумрудных листьев.
Шумный рынок полнился покупателями, торговцами, аристократами и нищими, но мы по-прежнему пребывали в своем изолированноммирке сексуальных обещаний. Моего спутника звали Карлос; он был художником, регулярно выставлявшимся в Барселоне и Мадриде. Мне не было никакого дела до того, кто он и чем занимается. Я наслаждалась свободой от однообразия биографий и личных достижений. «Меня зовут Бетти, — назвалась я, чтобы услышать звучание старого имени. И взъерошила свои залитые солнечным светом волосы, как бы это сделала Бетти. — Я путешествую». Наши тела блуждали, словно единое целое, мимо прилавков и лотков, ноги ступали по одним и тем же ступеням.
В «Ла Бокериа» царила прохлада и сырость, и когда мы наконец снова выбрались на Рамблас, поразил пахнувший в лицо зной. День еще не начался! На этой новой планете неплохо бы сменить свое голубое платье с длинным жакетом на что-нибудь полегче из хлопка.
— Подождите меня здесь, я схожу в отель и переоденусь, — обратилась я к Карлосу, старательно подыскивая испанские слова.
Карлос, ужасающе смешав испанский и плохой английский с французским акцентом, ответил, что он будет сопровождать меня, потому что не переживет моего очередного исчезновения.
— Карлос, — мне не стоило даже скрывать улыбку, — вы произнесли это так, словно я — первая женщина, кому вы говорите эти слова.