— Каковы доходы крестьянина, который выращивает табак?
Хосе пожимает плечами. Что ответить? Гроши! Но это неполный ответ. А палящее солнце? А отсутствие всяких норм, когда приходится, не разгибаясь, работать в поле день, месяц, почти весь год? Но самое печальное — не сегодня завтра можно лишиться и этой работы — пусть жалкого, но все-таки источника существования.
Когда монахи привезли на Филиппины из Латинской Америки семена табака, они говорили крестьянам: «Сейте — и благодать снизойдет на ваши дома! Сейте — и вы будете счастливыми!». Табак быстро распространился на значительные территории ряда провинций. В конце XIX века уже около двадцати тысяч рабочих было занято в табачной промышленности, ставшей государственной монополией. Многие тысячи крестьян поставляли для нее сырье. После ликвидации монополии, в 1882 году, правительственные фабрики были закрыты, а на их месте возникли частные предприятия, в том числе «Табакалера».
Компания, хозяева которой и штаб-квартира находились в Барселоне, прошла извилистый путь. С приходом на Филиппины США на острова ринулся американский капитал. Разоряя испанские предприятия, он создавал свои. Задыхались и разорялись испанские конкуренты. Кроме «Табакалеры». До войны Филиппины выпускали в год свыше трехсот миллионов штук сигар и были первой страной в мире по экспорту. Большая часть их — продукция «Табакалеры». Во время второй мировой войны производство резко сократилось, а когда наступил мир, вновь начало расти, хотя и медленно (главным образом из-за того, что трудно было быстро восстанавливать посевные площади под сигарным табаком). Однако «Табакалера» выстояла, хотя сейчас она дает всего четырнадцать-пятнадцать миллионов сигар в год.
Секрет конкурентоспособности «Табакалеры» прежде всего в том, что десятилетиями тысячи и тысячи рабочих, крестьян, не покладая рук, трудились на компанию. И труд их всегда обходился «Табакалере» дешево. Компания одной из первых приступила к созданию частных армий из наемников. Поэтому на плантациях всегда царили «спокойствие и порядок». Следили за послушанием 1и на фабриках. Своими силами, а также силой армии и полиции владельцы компании не допускали «нарушения классового мира». Адвокаты «Табакалеры» немало постарались, чтобы правительственные органы постоянно совершенствовали законодательные положения о стачках (в сторону запретов), дабы свести требования рабочих к минимуму. Стоит ли поэтому удивляться тому, что за сто лет существования «Табакалеры» в жизни рабочих мало что изменилось, — тот же изнурительный труд, те же лачуги, тот же испуганный взгляд.
Гораздо больше проблем и беспокойства для компании создавала конкуренция с долларом. Но здесь дельцы из Барселоны проявили удивительную способность приспосабливаться. Выхватив бразды колониального правления у испанцев, американцы не закрыли «Табакалеру», поскольку сама компания охотно шла на сотрудничество с новыми колониальными властями. Более того, некоторые карательные операции американской армии субсидировались из кассы «Табакалеры».
Но дружба дружбой, а табачок, то есть денежки, врозь. Сигара не выдерживала натиска миллионов дешевых «верблюдов»: так по сорту сигарет «Кемел» — «верблюд» — называли все американские сигареты. Нужно было спасаться. Первая и главная мера — сокращение производства. В результате из двенадцати тысяч рабочих остается шестьсот. Остальных — за ворота, на произвол судьбы. С крестьянами поступили еще проще:, продали «лишние» земли, ничего даже им не объяснив.
«Сэкономленные» на сокращении рабочей силы и вырученные от продажи земли деньги «Табакалера» вкладывает в страховое дело, морские перевозки, торговлю прохладительными напитками, в производство копры, сахара, бумаги, соли, веревок. Поэтому-то ее и называют «всеядной компанией».
Заканчивая осмотр фабрики, Исаак Сан-Хосе привел меня в упаковочный цех. Сотни красивых коричневых коробок. На некоторых вижу надписи: «Сити бэнк», «Японские авиалинии» и т. п.
— Это заказ для подарочных фондов, — объясняет мой спутник. — Чтобы преподнести сигары своим клиентам или именитым гостям…
На подарках цену обычно не ставят. А «Компания Хенераль де Табакос де Филиппинас» особенно пе любит говорить о стоимости своего товара. Никто не должен знать, чего стоила филиппинская сигара, пяти, если не больше, поколениям рабочих на «Табакалере». Здесь люди умирали раньше, чем на других предприятиях.
СТОН ПОД СЛАДКУЮ МУЗЫКУ
Когда мы покидали предприятие г-на Кабунгкала, я спросил одну из мастериц, как живется-работается.
— Вот им живется, — кивнула она на стеклянную крышу огромного здания, — а мы… как в прошлом веке…
Как же приходится тем, кому завидуют мастерицы действительно средневекового предприятия, с порядками, устанавливаемыми надсмотрщиком, и с единственным орудием труда — кривым ножом?
Скоро представился случай там побывать. Действительно, под стеклянной крышей просторный светлый цех. Играет легкая, приятная музыка, прохладный, кондиционированный воздух. Над изящными столами склонились женщины. Все, как одна, молоденькие. Не старше двадцати. И продукция под стать им — изящная: игрушки величиной с ладонь. Каждая состоит в основном из экрана, по нему бегает обезьянка, пытающаяся снять с дерева ключ, чтобы выпустить из клетки подругу. Схемой заложено до сотни вариантов спасения. В эту видеозабаву можно играть без перерыва весь день, весь год — миниатюрным солнечным батареям достаточно даже предвечернего лучика, чтобы подзарядиться. Первое впечатление от цеха — рай. Но я вижу глаза работниц воспалены и слезятся. У многих очки.
— Да-да, — подтверждают в конторе фабрики, — у девяноста пяти процентов девушек уже через год заболевают глаза. Из них восемьдесят восемь процентов приобретают хронический конъюктивит; сорок четыре становятся близорукими. Уже через два года работы дети называют их «бабушками». Работницы носят очки либо жмурятся, как это случается с людьми в глубокой старости.
Накануне в сингапурских газетах прочитал о том, как современны, удобны, светлы и снабжены кондиционерами нынешние предприятия электронной отрасли, разбросанные по странам Юго-Восточной Азии. Только на них, утверждают и авторы статей, и авторы реклам, могут быть по достоинству оценены восточные женщины, которые славятся своей кротостью, усидчивостью, терпеливостью, точным глазом и проворными, ловкими пальцами. Ради этого стоит лондонскому или нью-йоркскому фабриканту начинать дело на Востоке. Вот и появляются новые фабрики, заводы. Но радости восточным женщинам от этого мало. Потому что за три-пять лет девушки, прибывшие в Манилу из сельской местности, которых один газетчик назвал (и совершенно справедливо) грациями, превращаются в больных старушек. Почему? Возьмем хотя бы воздух. Да, он охлаждается. Но в то время как прохладный воздух холодит плечи и спины работниц, лица их опаляются расплавленным золотом или платиной, которые они превращают в тончающую проволоку. Глаза устают от ярчайшего света, без которого не уложишь едва видимый кусочек золотой проволоки или микроскопическую деталь в нужное место. Работница возвращается домой с тяжелыми ожогами, простудой, другими заболеваниями. Выросшие в тропической жаре и легко ее переносящие девушки попросили выключить кондиционеры. Но хозяева сказали: «Нет!». Ведь они не только поддерживают постоянную температуру, но и очищают воздух от пыли — эти условия необходимы, чтобы уберечь от возможных «болезней», то есть дефектов, нежные игрушки.
— Есть ли перерыв у работниц? — спросил я.
— Есть. Обеденный. Пятнадцать минут.
— А вдруг нужно выйти на несколько минут?
— Выйти можно, но эти минуты потом будут пересчитаны на песо, и «их вычтут из зарплаты.
Помощник управляющего фабрики, где трудятся десять тысяч девушек, подтянутый и элегантный, напомнил мне усатого надсмотрщика.
Еще один цех. Девушки опускают в огромный чан с кислотой собранные узлы для игрушек. Тяжелая дурманящая атмосфера. Особенно неприятны трихлорэтилен и ксилен, постоянно вызывающие головокружение и тошноту. Пол мокрый и скользкий. На работницах красивые сапоги, перчатки. Однако часто специальная ткань не выдерживает — на коже образуются раны. Но самое страшное последствие — это легочные и почечные заболевания, рак!