Подъезжая на трех внедорожниках к мы достаточно эффектно появляемся. В этот раз должно получиться идеально. Мы заходим в здание. Как я понял по происходящему груз уже прибыл и разгружается.
- Добрый вечер, мои друзья-начинаю я разговор. Эти люди знают меня, знают на что я способен.
Мы подходим к мужчине, как я понял он и был главным. Он приветствует нас:
- Приветствую вас. Чем обязан?
Он меня злит. Мой глаз дергается, я стискиваю зубы, и абсолютно спокойно говорю:
-Я забираю этот груз.
Улыбка мужчины исчезает с его лица.
- Я не понимаю, в чем проблема?
Я тихо отвечаю:
- Ты трогаешь меня и моё.
Кивая, я показываю рукой на склад:
- Я думаю, нам не нужно больше говорить об этом. Не так ли? Я хмурюсь. Он, целую минуту наблюдает за мной, потом ухмыляется, и садится за свой стол:
-Я думаю, тебе и твоим людям пора уходить.
Добравшись до спинки стула, я наклоняюсь к его голове, и достаточно громко шепчу так, чтобы услышали все.
- Мы уйдём, но сначала:
Так же быстро, как атакуют змеи, я рукой беру в захват его шею, и сжимаю достаточно сильно, чтобы приостановить поступление воздуха.
- Говори, кто меня сливает.
Он начинает цепляться за мои руки. Это ничего ему не дает. Из-за отсутствия воздуха растет давление, и его лицо становится темно-бордовым. Он задыхается, в его глазах появляется страх:
-Я не знаю. Анонимные звонки.
- Очень плохо. И знаешь, я тебе не верю.
Дотянувшись рукой до заднего кармана, я вытаскиваю свой складной нож из слоновой кости, и выдвигаю лезвие, и перерезаю ему горло. Вероятно, должно быть печально, что я ничего не чувствую из-за того, что сделал это. Нет никаких угрызений совести, говорящих мне остановиться. Нет эмоций. Просто... ничего. Мой разум и я, абсолютно непринужденно делаем это кому-то, в ком мы уверены, что он виноват. Кому-то, кому надо преподать урок.Мы уходим из склада. Все что я хотел, сделал.
За следующий час я наблюдал за тем как начиналась гроза, мелкий дождь медленно начал накрапывать.
Со временем дождь сильнее барабанил по лобовому стеклу моей машины. Я не мог выйти из машины, не хотел идти в это место. И когда очередной раскат грома раздался где-то на расстоянии, я собрался с мыслями и вышел.
Просто ушёл, оставив ключи в замке зажигания, пока сам быстро поднялся по ступеням к крыльцу здания.Прошел по коридору к восьмому номеру и медленно провел пальцем по табличке на двери: «Алексеева Людмила Витальевна ».
Я вошел в комнату, и женщина в кровати тут же села ровнее.
- Кто тут? Что вам нужно? Я подошел ближе, присаживаясь напротив её. Несколько минут женщина молчала, но затем начала говорить.
– Здесь недостаточно тепло, – сказала она. – Я всегда прошу дополнительные одеяла.
Я заметил, что она была укрыта четырьмя одеялами, а в углу лежала еще стопка сложенных пледов. Она все продолжала говорить и говорить, а я молча слушал.
- Видимо, я попросила так много, что какой-то анонимный спонсор присылает мне совершенно новые одеяла всякий раз, как прошу о них.А еще я ненавижу здешнюю еду, так что анонимный спонсор присылает мне питание каждый день. Но я все равно нечего не вижу. Не могу снова увидеть этот свет.
Боль в моей груди становилась почти невыносимой. Я ненавидел её. Я медленно ждал её кончины. У меня не хватает сил причинить ей боль, такую же как она причинила нам. И чем больше женщина говорила, тем больше я гадал, знала ли она, что была технически мертва. С каждым днем ухудшается ее состояние. Все из-за жадности, жажды и голода. Все ради ничего. Какая мать может продать своего ребёнка?
- Филипп?
- Филипп умер. Умер двадцать два года назад.
Я встал с кровати и направился к выходу. Она схватила меня за рукав. Хватка её рук была до сих пор сильна. Я помнил, что делали эти руки.
- Не смей трогать меня своими руками.
Уже у двери я услышал то, что много раз слышал из её уст.
- Прости меня...
Я ненавидел то, что видел свои собственные глаза в её, что если бы кто-то стал к нам достаточно близко, то тоже смог бы заметить данное сходство.
- Этому нет оправданий.
Когда я зашел во двор дома, я остановился. После событий этой ночи, я должен остаться один. Несколько секунд я стоял столбом — кажется, ноги мои просто отказывались двигаться. Полностью, без лишних предисловий, мой мир полетел в тартарары. Мои мысли унеслись в прошлое - к воспоминаниям, которые я похоронил глубоко в себе.Я опустил рукава и попытался заглушить в себе отголосок боли. Определенные моменты жизни лучше оставлять в тени. Подробности тут излишни. У меня нечего не было, теперь есть.