Я всё же решился перебраться в нашу детскую, которую делил до этого с близнецами. Большие двухстворчатые двери в ней не запирались, но я уже понимал, что удара исподтишка от колдуна мне ждать не следует, а ночные кошмары почти перестали мучить меня.
Я снова начал играть, хотя прежние детские игры — без приятелей, без верного щенка, ‑ больше не приносили мне радости. Я продолжал упражняться с луком и мечом — хотя и не думал, что эти навыки мне когда-либо пригодятся.
В мои немногочисленные обязанности входило готовить еду колдуну. Конечно, я отказался, когда он мне это приказал. Но он пригрозил поднять одну из поварих, и мне пришлось согласиться. Это была отвратительная на вид похлёбка из каких то сухих ягод и неизвестных мне злаков, которые он выдавал мне в тугих шёлковых мешочках. Искушения попробовать приготовляемое мною варево у меня ни разу не возникло. Перед тем, как подать еду колдуну, я неизменно плевал в котелок, и, чего скрывать, один раз даже туда помочился. Но если колдун и замечал эти мелкие пакости, то не подавал вида. Как я теперь понимаю, еда для него была не так уж и важна. Важно было, чтобы я дважды в день появлялся в его берлоге и привыкал к нему.
И ещё одно важное событие. На полке в моей комнате стали сами собой появляться книги. Некоторые — похожие на те, что я читал раньше — в драгоценных окованных медью переплетах, со страницами из тщательно выделанного пергамента. Некоторые — из ранее мною невиданного материала, с тончайшими страницами снежной белизны и яркими картинками. Я не знал языков, на которых они написаны, но почему-то мог их читать.
Многие книги были мне не совсем понятны — я никак не мог поверить в то, что рассказывалось в них. Конечно, мне было известно о множественности миров, но раньше я и представить себе не мог, что могут существовать населённые людьми миры настолько непохожие на наш. Я с интересом читал о совершенно невероятных вещах. О стальных повозках, перемещающихся по городским улицам без лошадей, об устройствах, позволяющих видеть то, что происходит на дальнем конце света, или разговаривать с собеседником, находящимся от тебя в тысяче лиг — и ещё многое другое, чего я просто не мог понять и описать. Причём, из книг было понятно, что всё это происходит без малейшего использования магии. Разумеется, такого просто не могло быть — создать такие вещи не под силу ни самому умелому кузнецу, ни самому искусному механику.
Больше всего мне нравилось читать про миры, которые были похожи на наш — про мудрых королей, отважных рыцарей, коварных магов, благородных разбойников. Конечно, в нашем мире единороги и драконы существовали только в легендах, но, тем не менее, читать о них мне было интереснее и понятнее, чем о войнах планет и скользящих в пустоте и холоде бескрайнего космоса железных, набитых людьми кораблях.
Тогда я ещё почти совсем не разбирался в магии, но не смог не заметить, что авторы многих книг разбираются в ней ещё хуже меня. Описание магических систем не могло вызвать ничего, кроме улыбки. Да и о вооружении и искусстве боя представление у них было очень поверхностное и зачастую неправильное.
Некоторые книги я просто пролистывал и откладывал в сторону, и на следующее утро они исчезали. Другие, те, что понравились — переставлял на правый край полки, где они и оставались. Постепенно моя библиотечка росла. Я жадно впитывал новые знания.
Прошел год. Я старался следить за календарём, делая пометки на пергаменте, но в итоге выяснилось, что я где-то «потерял» больше недели. Вероятно, это были первые безумные дни, слившиеся для меня в один. Колдун объяснил мне заранее — в годовщину его прихода он выполнит любое моё желание. Умение произносить слова заклинаний для меня не обязательно. Просто слово. Одно слово за каждый год.
Когда настал этот день, я не стал думать долго.
‑ Умри! — выкрикнул я, зачем-то выбросив руку в сторону его лица.
‑ Да будет так, ‑ произнес он. И… умер.
Он не притворялся. Грудь его перестала вздыматься при дыхании, глаза остановились и помутнели, разгладились черты лица. Но труп продолжал мыслить и двигаться.
‑ Для меня уже неважно, живо моё тело или нет, мальчик, ‑ глухо, без интонаций, произнёс он. — Убить и уничтожить — две разные вещи. Ты меня убил. Хочешь уничтожить — я научу тебя, как это сделать.
Я его не слушал — я бросился прочь.