- Радуйся, что ты все еще полезен для Рима. В палатку ее.
Рука сжалась на ее локте, и Леопард последовала вперед, напрягаясь от каждого рывка, который вызывал острую боль в ее плече. Она глянула на свою руку, но не заметила никаких явных повреждений. Сломана? Эта мысль вызвала холодную дрожь. Учитывая это, и то, что другое плечо было задето стрелой, ей будет трудно сражаться.
Отдаленные крики, лязг металла и пение сигнальных рожков доносились из-за деревьев. Значит, она все еще была недалеко от места битвы. По крайней мере, она не на пути к Риму.
Брут шел впереди нее к палатке. К его палатке. Хотя эта была больше той, что она помнила, но помещению все еще не хватало обстановки или украшений. Брута никогда не волновала показуха.
- Ждите снаружи, - приказал он Пелагриосу и его людям.
- Она сбежит в тот же миг, как ты отвернешься, - предупредил лейтенант.
Брут невозмутимо смотрел на него, терпеливо ожидая. Через несколько мгновений Пелагриос нахмурился и скрылся за откидным пологом. Брут подошел к женщине, остановившись, когда их взгляды встретились.
- Ты в порядке?
Разбитая, окровавленная и связанная, Леопард игнорировала вопрос. Она провела много месяцев в этой палатке, и теперь разглядывала знакомую кровать, сундук и стол. Последний покрывали свитки и карты, но с того места, где она стояла, разглядеть что-либо на них было невозможно.
Брут сделала два шага в сторону, становясь на пути ее взгляда.
- Она причинила тебе боль?
Сердитый взгляд резанул по нему. Он спрашивает теперь, после всех этих лет, не причинил ли ей боль ее хозяин? Что ж, ему как-то удавалось закрывать на это глаза, когда раны были нанесены ей Цезарем.
Возможно, он мог читать ее мысли. Или, возможно, его собственное лицемерие всколыхнуло даже его зачатки совести. Брут отвернулся и задумчиво коснулся свитка, лежащего на столе.
- Знакомая ситуация, не так ли? Странная женщина стоит связанной в моей палатке, заливает кровью мой любимый египетский ковер, обвиняется в том, что шпионит на Завоевателя. Как я помню, я и тогда был в недоумении насчет того, что с ней делать.
Гнев на этот диалоговый тон поднимался в ее душе, и гладиатор была рада, что ее запястья связаны. Этот факт вынуждал ее дважды подумать, прежде чем изливать свой гнев на мужчину.
- Этот шпион, эта женщина. Даже полумертвая она бесконечно говорила о чести, достоинстве и милосердии, о верности и правде. Она так высоко ценила эти черты, что сумела убедить меня сохранить ей жизнь. – Наконец, Брут посмотрел ей в глаза. – Ты мало похожа на ту женщину, не так ли? Вся жесткая, замкнутая и пустая, ломкая как раковина. Похоже, что Цезарь победил. Если он не мог получить твой свет, то никто не мог.
Она с трудом сглотнула, ужаленная этими словами. Неужели она выдерживала бездушное существования рядом с Цезарем так долго, что от нее уже ничего не осталось?
Брут подошел на пару шагов ближе, заглядывай ей в глаза с искренним беспокойством.
- Я думаю, что та женщина все еще где-то внутри тебя. Однажды она завладела моим сердцем. И она же сломала его. Но я предпочел бы, чтобы вернулась она вместо того животного, которым ты стала. Просто скажи что-нибудь, Габриель. Поговори со мной.
СЛОМАЛА твое СЕРДЦЕ? Слова прижались к внутренней стороне ее зубов, горячие и кислые. Она прикусила язык и отвела взгляд, соблазн был слишком велик, чтобы она могла доверять себе.
Глаза Брута остановились на ее горле, на прекрасном золотом ошейнике.
- Они говорят, что ты разговариваешь с нею. – Он произнес это спокойно, отстраненно. – Единственное, чего я не пойму, так это – почему. Четыре года молчания, и ты прерываешь его ради этой больной кровожадной шлюхи.
Связанная или нет, но Леопард в ярости бросилась на него и врезалась больным плечом в центр его нагрудника, заставляя их обоих пошатнуться. Брут отбросил ее спиной на стол. Перья, свитки и пергамент разлетелись по палатке. Она сжала зубы от боли.
- Так, в сообщениях капитана была правда. – Брут вздохнул, глядя на нее так, будто она была Медузой Горгоной. – У тебя есть чувства к ней.
Леопард лишь молча смотрела на него, пойманная врасплох.
- Я бы никогда в это не поверил. Неукротимый Леопард Рима, обслуживающий каждую прихоть Завоевателя, подобно какой-то дешевой проститутке. Почему еще ты защищала бы ее теперь, как не из-за любви?
Подведенная к краю ярости, она остановила себя, внезапно насторожившись. Это не был тот прямолинейный человек, которого она помнила. Он говорил как Цезарь, его слова заставляли ее скатываться от ярости к отчаянию, к страху, к негодованию, до тех пор, пока она больше не могла доверять собственным мыслям. Она тряхнула головой, стараясь вернуть контроль над своими эмоциями.
- Знаешь, она сейчас там. Сражается. Проигрывает. Умрет, благодаря Пелагриосу. Ее неожиданное нападение с востока? Я послал его туда, что позволит нам без проблем разрезать ее центр. Ее резервная армия в лесу? Всего лишь уловка, устроенная Пелагриосом, позволяющая мне направить все свои силы на ее уничтожение. Удивительная «Королева Воинов», о которой ты столь высоко отзывалась в своих историях, становится вполне обычной без элемента неожиданности.
У нее голова шла кругом, все ее внимание было направлено к откидному пологу палатки, к звукам сталкивающегося металла и реву труб внизу в долине. Где-то в этой массе солдат сражается Зена. Знает ли она, что ее предали? Заметила ли западню, устроенную для нее? Жива ли она еще?
- Она проиграла, Габриель. Война проиграна. Так называемая помощь Клеопатры была лишь маневром. Этот «отступающий» легион вошел в Коринф. Город сдался несколько дней назад. Южная Армия Завоевателя попала в котел между армией и флотом Египта. Без подкрепления и поставок припасов ее Восточная Армия будет уничтожена персами в пределах нескольких недель, если не дней. Это сражение, в которое мы вступили сегодня – лишь формальность, Габриель, ничего более. Открытыми остаются только два вопроса: что будет с тобой и что будет с ней. Ты можешь спасти ее. Убедить ее сдаться и закончить это сражение, и я оставлю ей жизнь. Цена же твоего молчания – смерть, ее самой и ее людей.
Его рука нежно прикоснулась к ее локтю. Леопард отдернула руку прочь, будто обжегшись. Он мог лгать. Это все могло быть лишь уловкой, призванной заставить ее говорить, рассказать что-то об ее хозяйке. Но если все, что он сказал, было правдой... Она тщательно подбирала слова.
- Ты сохранишь ей жизнь только для того, чтобы Цезарь мог убить ее сам.
Брут моргнул, удивленный ее словами, но сдержал улыбку.
- Верно. Она мертва, так или иначе. Но ты все еще можешь спасти сотни и даже тысячи жизней сегодня. Та смелая женщина, которую я встретил годы назад, знала бы, что именно так стоит поступить.
Леопард закрыла глаза, но не могла заставить себя не слышать отдаленные звуки сражения, смерти. Тысячи жизней на одной чаше весов, и жизнь Завоевателя на другой. Наконец, ее глаза снова открылись, пустые и мертвые.
- Помоги мне.
Брут поднял бровь.
- Помочь тебе?
- Мое плечо, - пробормотала она, повела связанными руками и вздрогнула.
Она не могла заставить себя оторвать взгляд от пола. Брут пару секунд возился с кинжалом, и веревка спала с ее рук. Теперь она могла ощупать плечо, ища повреждения. Целая область болела от прикосновений и уже налилась синевой, но, похоже, рука не была сломана. С некоторым трепетом она попыталась повести рукой, зашипела. Вывихнутое, как тогда, и даже хуже, чем после схватки с леопардом.
- Пелагриос!
Лейтенант тут же заглянул в палатку, уже наполовину вытащив меч из ножен. Его глаза сузились при виде развязанной женщины.
- Приведи целителя, - рявкнул Брут.
- Сэр? Я не думаю, что это...
- Выполняй! – завопил генерал.
Пелагриос посмотрел на генерала так, будто тот спятил. Брут продолжал сверлить его взглядом. С резким выдохом предатель покинул палатку.
Они неловко стояли разделенные молчанием, она массировала плечо, он открыл и закрыл рот, не зная, что еще можно сказать.