– Вот уж не знаю. Она сводит меня с ума. Я не могу ни о чем другом думать, совсем не сплю и не ем. – Грант вцепился в чашку так, что у него побелели пальцы. – Дальше так жить невозможно! Если это любовь, то я положительно обойдусь без подобного несчастья.
Дерек протянул руку, чтобы забрать у Гранта чашку, пока он ее не раздавил.
– Это потому, что ты скрещиваешь меч с тем, с чем тебе не следует бороться. Просто скажи ей, что ты ее любишь.
– Нет. Любовь – это что-то приятное. Это не то захватывающее, лихорадочное чувство, которое выворачивает меня наизнанку, когда я оказываюсь около нее.
– Приятное? – невесело засмеялся. – Между мной и Николь стояло такое, что не приведи Бог, но мы с ней любим друг друга, вне всякого сомнения. А тебе это досталось чертовски легко. Тебя любит очаровательная, умная девушка. От тебя только и требуется – принять ее любовь.
– Я и принимал. Я просил ее выйти за меня замуж, а она выдвигает все новые требования. – Грант пробежал рукой по волосам. – Я, видите ли, должен был просто сказать ей, что люблю ее. Я и впрямь мог повести себя таким образом, – он вдруг заговорил взволнованным голосом, будто наконец пришел к верному выводу, – но ей этого никогда не увидеть.
– Ты лучше присмотрись к себе, – посоветовал Дерек. – Если ты способен вести себя подобным образом...
Грант ударил кулаком по столу.
– Да, ты прав – она умная. Лучшего способа двигать меня к безумию не придумаешь. Знает, что я неэмоциональный человек – даже бесстрастный, и просит единственную вещь, которую я не могу ей дать.
Дерек с иронией посмотрел на все еще стиснутый кулак Гранта:
– Гм... бесстрастная натура. Ты не хочешь произвести переоценку? Да, иногда говорить с тобой, все равно что со стеной. Но помнишь, как ты взъярился, когда однажды я сказал тебе, что не поплыву в кругосветку? Мне хотелось, чтобы ты набросился на меня. Я молился, чтобы ты, наконец, вышел из себя.
– Зачем?
– Чтобы поверить, что ты еще жив, что ты не механизм и не мертвый внутри. Теперь я знаю, что ты несчастный человек. Слава Богу, эта девушка пробудила что-то живое в тебе. То, что ты чувствуешь к ней, зацепило твою жизнь, и я не могу не радоваться этому.
Слова Дерека еще больше рассердили Гранта. Ничто не нарушит его упорядоченной жизни, пока он сам этого не пожелает.
А та любовь, которой ей так хочется...
Он никогда не был трусом, но чтобы отдать свое сердце кому-то на попечение? Ну уж нет! Так можно попасть на опасную почву, позволить себе деградировать, и тогда... Пугающая перспектива того, что Виктория будет злоупотреблять его доверием и он больше никогда не узнает счастья, приводила его в отчаяние. Любой здравомыслящий мужчина должен бояться потерять контроль над своим собственным счастьем. Сделаться зависимым от кого-то первый раз в жизни, с тех пор как он стал мужчиной? Когда Грант думал об этом, он чувствовал себя так, будто его душат за горло.
– Ну и что же ты собираешься делать дальше? – поинтересовался Дерек.
– То, что всегда планировал: доставлю ее Белмонту и в будущем, когда он скончается, заеду туда и затем вернусь к своей проклятой жизни.
В положенный час Аманда, Дерек и Николь с ребенком собрались все вместе у экипажа, чтобы проводить их.
– И полдня не прошло, как погода наладилась. Скоро мы приедем к вам с визитом, – пообещала Николь, передавая Виктории маленького Джеффри. Тори побаюкала его на руках и даже пролила слезу на его голубой чепчик. Когда она поцеловала мальчика и вернула матери, Дерек бросил выразительный взгляд на Гранта, что, должно быть, означало немой вопрос.
Грант тотчас вернул ему взгляд и коротко мотнул головой.
Глава 24
Экипаж Гранта подкатил к подъездной аллее Белмонт-Корта. Пастушьи собаки прыгали по снегу рядом с каретой, к восторгу Камиллы и Виктории, захваченных новыми впечатлениями.
Прилегающая усадьба являла собой идиллическую картину, скрадывающую упадок графского дома. Грант приезжал сюда еще перед плаванием и был поражен плачевным состоянием дома и запущенностью садов. Именно тогда он убедился, что здесь требовалась большая работа.
Однако с виду поместье выглядело не хуже, чем любое другое владение: вдоль извилистой дороги тянулись ряды стройных деревьев, и позади простирались долины и холмы, засыпанные снегом.
Парадная дверь с огромной трещиной вернула Гранта к реальности. Корт погибал и, чтобы выжить, нуждался во вливании дополнительных капиталов.
Грант протянул руку к отполированному дверному кольцу, сияющему, как и раньше, свежим блеском: то, что еще оставалось, слуги графа сохраняли как могли.
Дверь открылась, и на пороге показался пожилой мужчина: на голове у него торчал хохолок, лицо украшали бачки, узкие у висков и расширяющиеся книзу.
– Боже мой! Боже мой! Это Действительно вы! Мы едва поверили посыльному. Проходите, проходите! Я – Хакаби, управляющий, – представился мужчина гостям с низким поклоном. – А это миссис Хакаби, старшая экономка. – Он указал на грузноватую женщину, которая переминалась рядом с ним. Она была совершенно седой, хотя на лице ее не видно было морщин. – Вы, наверное, нас не помните?
Виктория подумала секунду, потом сказала:
– Не у вас ли было так много детей?