- Да никак. Милый, очнись, мы семь лет вместе! Какое "наладить отношения"? Ты же не можешь всерьез верить, будто это возможно? - Лицо его, однако, говорило об обратном. - Мы семь лет вместе, эй! Я не любила тебя тогда, я не люблю тебя сейчас, и не полюблю в будущем. Это просто за гранью возможного. И те отношения, которые мы имеем сейчас это граница, предел! Лучше не будет! Бездна, да лучше просто не может быть!
- Ты... - Его голос сорвался. К моему искреннему, ничем не замутненному ужасу, зеленые глаза сверкнули влагой. - Ты правда так думаешь?
Бездна, да о чем он вообще? Мы что семь лет обитали в разных мирах, что он мог надеяться, ни много ни мало, на мою любовь? Это же просто глупость!
- Конечно, - я с полнейшей уверенностью кивнула, не успев толком сообразить, к чему это может привести.
- Не любишь, значит, - спокойный его голос совсем не вязался с угрожающим выражением лица. - Когда просишь от меня помощи - не любишь. Когда ждешь утешения, тоже не любишь.
- Дарсан, это...
- И когда стонешь подо мной, - неумолимо перебил, - когда просишь большего, когда молишь об освобождении - и тогда - не любишь.
Я рванулась, встать с его колен, отскочить - не пустил. Попробовала снова и ахнула от того как сильно он сдавил мне ребра руками, ясно давая понять, что лучше не дергаться. Смотреть ему в лицо стало невозможным, и я зажмурилась, обхватила себя руками, хоть так отгораживаясь от яростной сути соль-терро, которую сама же по-глупости и разбудила.
- Что же ты ласкала сегодня Андаррана, а? - он не сильно встряхнул меня. - Я же чувствовал эти прикосновения на своей коже, понимал природу эмоций, все ощущал, все-все. Смотри на меня. - Я мотнула головой. - Смотри! - От новой встряски клацнули зубы, и глаза пришлось открыть, во избежание худшего. - Ты сама, сама то и дело даешь мне надежду - и равнодушно отталкиваешь после. То требуешь не прикасаться, трясешься как истеричка, одновременно точно зная, что я не сделаю тебе ничего дурного, хоть иногда и руки просто зудят от такого желания, а после, когда я едва ли не насильно укладываю тебя в постель, кричишь от удовольствия? Где-нибудь там, в своем сумасбродном сознании, ты отдаешь себе отчет в том, что больна? Иначе я не могу объяснить этот идиотизм, длящийся целую вечность, всего семь лет! Не смей отворачиваться! Что там такого сделала с тобой твоя сумасшедшая мать, что ты никого не любишь? Да как же ты вообще можешь любить, бездушная ты стерва, если весь твой мир вертится вокруг тебя же? Открой глаза!
Я всхлипнула, мечтая исчезнуть из этой воды, которая стала холоднее снега, подальше от его тела, кожа которого нестерпимо жгла, от слов, ранящих и несправедливых, от боли - его и своей - от понимания, неотвратимого чувства чего-то... обвала, землятресения, катастрофы, неминуемо грядущей, давящей своим неизбежным отступлением...
Не выходило.
Исчезнуть.
Раствориться.
Не чувствовать. Не знать.
Остановить время, предотвратить, убежать, уклонится, отступить...
Не выходило.
Я плакала.
Беззвучно плакал он, зло, скаля зубы в болезненной усмешке.
Громко ревел дракон, где-то там, в другом мире.
Я плакала.
Он заговорил снова:
- Что же ты плачешь, всесильная соль-арэо? Давай скажи это вслух. Скажи что я прав. Ну, говори. Не хочешь? Зря. Я знаю, как мы поступим. Докажу тебе свою правоту. Одним способом, который ты понимаешь. И не отпущу до тех пор, пока не истечет мое время - или же пока ты не признаешь мои слова. Все еще молчишь? Тогда готовься кричать. Кричать ты будешь долго.
Ни одно из существующих ругательств не способно было отразить того, что я испытала, услышав слова своего помощника, что он тихо прошептал мне на ухо.
Мать не поступила бы так со мной... Ох, да кому я вру, кого обманываю?
Однако в моем личном списке стало на одну претензию больше.
- Она сказала что-либо о времени?
Омаэль виновато кивнул:
- Велела сделать это немедленно.
Мысленно я пожелала ей наивозможных благ и немедленно.
На деле же, отвернулась от помощника и наигранно весело хлопнула в ладоши:
- Планы изменились, господа. Я согласна. С одним условием.
Мужчины выжидательно замерли.
- Полечу и пробуду в этом вашем доме два дня, если соль-терро даст слово не прикасаться ко мне.
Дарсан сощурился.
- Я ваш консорт, соль-арэо. Это мое право и вы не можете требовать обратного.
Смущение удалось мне славу: склоненная голова, пальцы теребящие ткань платья.
- Не могу, кроме одного исключения... - Омаэль побледнел, ему искушенному жизнью при дворе, моя каверза открылась раньше, чем безыскусному Аину и соль-терро, ровным счетом ничего не мыслящим в женщинах. - Видите ли, я беременна. Мое беспокойство вызвано желанием защитить ребенка от возможных травм и волнений, а целители твердят, что первые пять недель самые опасные.
Выражение их лиц невозможно описать словами, существующие не передадут всех оттенков эмоций, а новых пока не придумали. Мне же тяжело был сдержать торжествующую улыбку.
Первым опомнился Аин:
- Прошу прощения, соль-арэо, я не представлял... Желаете ли вы, чтобы с вами отправились целители и охрана?
Я покачала головой.
- Это ненужно, если Дарсан даст Слово.
А он даст. Ребенок в семье соль-арэо это высшее благословление, даже его дикий ум это сознает. Не даст мне Слова - Аин первым не подпустит его ни на шаг ко мне и будет кругом прав. Завершение ритуала требует ночи проведенной вместе - что ж мы и проведем ее вместе. В одном доме, под одной крышей - об одной постели речи и не идет. Что мне нравится в Древних Законах, так это их обтекаемые формулы. Мать их тоже нежно любит, а потому все откладывает на неизвестное "потом" необходимость их переписать.
Дарсан выглядел, ни много, ни мало, ошалевшим.
- Какое Слово вы хотите?
- Да не соприкоснется наша кожа, да не навредишь ты словом или делом ни мне, ни ребенку моему, и не измыслишь подобного, - кротко улыбнулась.
- Слово...
- Подтверждаю, - кивнул Аин.
- Подтверждаю, - деревянно поклонился Омаэль.
Я перевела взгляд на ребят Аина и они один за другим нестройно подтвердили, что Слово соль-терро услышано и засвидетельствовано.
- Спасибо. Теперь можем лететь.
Дом оказался приличным. А может, это поднявшееся настроение не давало повода придираться к мелочам.
Эти два дня прошли почти хорошо: мы немного гуляли по пологой части склона, сидели вечерами у камина и говорили о чем угодно. Вопреки первому впечатлению, Дарсан все же не был совсем уж диким. Заботился обо мне как умел, и эти его, иногда неловкие, порывы веселили нас обоих. Сначала я изображала благосклонность, потом, сама не заметила как, это стало ненужно.
Андарран тянулся ко мне, но Дарсан его отгонял. И верно, такой большой дракон, такая маленькая соль-арэо, мало ли...
И все бы хорошо, да я слишком расслабилась.
До отлета оставалось буквально несколько часов. Мы сидели с соль-терро бок о бок на крыльце и мило беседовали, когда он, словно невзначай, спросил:
- Кто же отец ребенка?
Я дернула плечом, не желая выдумывать сказок.
- Неважно.
- Почему?
- Это же мой ребенок.
Андарран, лежащий неподалеку, вдруг вскинул голову и грозно зарычал. Дарсан повернулся к нему и застыл статуей.
- Что такое? - забеспокоилась.
Дарсан повернулся ко мне. Лицо его было белым.
- Андаррана что-то беспокоит в ваших словах... Он ощущал это и тогда, когда вы просили о Слове, но... Серра каков срок?
- Небольшой. А что?
- Драконы обычно чувствуют зарождающуюся жизнь. Конкретно сколько?