– Импульс универгана перемешал животному внутренности в кашу. Если тебе все еще дорога эта падаль, прекрати эту агонию.
Что?! Перед глазами совершенно мутнеет от слез, голова кружится, но я принимаю оружие из рук отца. Излучатель слишком тяжелый, и я понятия не имею, как им пользоваться.
– Приложи палец к сенсору на рукояти, – великодушно подсказывает Адолфо Кастильеро.
Звездный лорд не торопится отойти и оставить меня наедине с моим горем. А может, опасается, что я использую оружие против него? В любом случае спасибо за подсказку, папочка… Чтоб тебя астральные твари пользовали всем роем!
Палец подрагивает, когда касаюсь специальной отметки. Кожей чувствую, убийственную мощь, зарождающуюся внутри такого скромного по размерам предмета от этого простого движения. То, что я собираюсь сделать, просто ужасно по моим меркам, но я понимаю – старому другу слишком больно. Как ни противно признавать, но звездный лорд Кастильеро – прав. Если бы я только могла вылечить каниса, если бы только успела предотвратить беду… Но сейчас все, что я могу для него сделать, это прекратить страдания.
Лежащий на земле Брех расплывается пятном перед глазами, а затем снова обретает четкость очертаний, когда две крупные слезинки срываются вниз, теряясь в облезлой, окровавленной шкуре моего друга. Навожу чуть подрагивающий в руках ствол на его голову.
– Прощай, Брёша. Доброй охоты, маленький…
Спусковой крючок идет туго, но у меня сильные пальцы. Сильные даже для тринадцатилетней девочки.
Раздается тихое «пху», и вспышка ослепляет глаза. Но за мгновение до выстрела Кастильеро успевает отвести мою руку в сторону, и разряд уходит в почву – совсем рядом с головой каниса. Глухо ударяется о землю излучатель, выпавший из ослабевших рук.
– С днем рождения, Ари! – шепчу я сквозь зубы, а слезы свободно стекают по лицу, оставляя мокрые дорожки на слишком большой мне одежде.
И я не знаю, это слезы сожаления или облегчения, что не стала убийцей лучшего друга.
Не заботясь о том, чтобы нагнуться и вернуть оброненное оружие владельцу, разворачиваюсь и понуро топаю к стоящей у черного скайроса матери, инстинктивно прижимая ладонь к разболевшемуся животу.
Глава 13. Маленькая просьба и лучший подарок
Перелет на Итерру запоминается плохо. Я надолго ухожу в себя, никого не замечая и ни с кем не разговаривая, даже с мамой. В резиденции Кастильеро меня моют и переодевают, после чего ведут на осмотр к доктору. Тот сканирует меня всем, чем только может, и выносит вердикт, что я здорова во всех отношениях, не считая синяков, царапин и нервного срыва, да еще впервые начавшейся менструации.
В новом доме мне отводят целые покои из пяти комнат и надолго оставляют одну. Маму в тот день я больше не вижу с того самого момента, как ступаю с трапа черного скайроса на бетон взлетной полосы. И впервые в жизни мне этого совершенно не хочется. Я злюсь и обижаюсь на нее, одновременно ощущая вину за то, что не могу даже толком порадоваться ее выздоровлению. Так сильно меня выбивает из колеи произошедшее.
В тот вечер, не обращая внимания на тянущую боль в животе, я сижу несколько часов кряду на полу у огромного, во всю стену, панорамного окна своей новой спальни, бездумно пялясь на ночную столицу, переливающуюся и подмигивающую мне равнодушно-холодными огнями. Когда, по моим меркам, до полуночи остается недолго, с тихим шелестом отъезжает в сторону входная дверь. На пороге появляется мой новообретенный папочка.
– Следуй за мной, Арелия, – бросает Адолфо Кастильеро, недовольно смеряя меня взглядом.
Устав спорить и тщетно задавать вопросы, молча поднимаюсь и иду за ним. Мне все равно, куда именно он меня ведет. Поплутав по многочисленным переходам и коридорам, узнаю медицинское крыло, где уже довелось побывать. Звездный лорд останавливается у одной из дверей и открывает ее, пропуская меня внутрь.
За прозрачной перегородкой, которая разделяет просторное помещение на две части, суетятся медики. Один сверяет показания на приборах, другой что-то надиктовывает роботу-хирургу, контролируя ход операции. Но я мгновенно забываю обо всем, вдруг понимая, что именно здесь происходит.
В медицинской капсуле обнаруживается такая знакомая мне голова, восемь глаз которой тотчас обращаются в мою сторону. В тех, что все еще зрячие, мгновенно отражается узнавание. И мне кажется, будь у головы хвост, он непременно бы приветственно дернулся. Издав невнятный звук, бросаюсь к перегородке. Приникаю, к ней словно пытаясь просочиться, а на плечо тотчас опускается уже знакомая тяжелая рука, сжимает его легонько.