— В тренде? В смысле — тренди-бренди, балалайка?
— Да нет, — рассмеялась. — Сейчас так говорят. В тренде, значит в модном направлении.
— Майка «в тренде» обретает некий смысл, некую значимость и ценность, некую важность, если хочешь, что ей, майке, по сути, не должно предназначаться вовсе. Какая разница вообще, если её носит ЧЕЛОВЕК? Тем более, майка, сшитая на потоке? Обезличенная тряпка с двумя швами и знаком. Чушь. Если перестать придавать этому значение, возможно, и майка эта станет твоей, не обезличивая.
— Это платье тоже кто-то шил, оно что-то стоит, наверное, даже прилично, как антиквариат. Почему ты его выделяешь?
— Оно индивидуально, во всяком случает, сейчас. Оно имеет к тебе отношение, оно бабушкино. Оно несёт в себе что-то невероятно притягательное, оно — концентрат памяти, если хочешь.
— Ты только просил не идеализировать эту майку, а по поводу этого платья сочинил, чуть ли не оду, мастер хокку.
Марк задумался на секунду:
— Девушка в бабушкином платье. Шёлк гладит её спину. Смерти нет.
— Ой, Марк! — Лера обхватила руками плечи, опустила голову и заплакала:
— Я пойду.
— Куда?
— С красноармейцем пойду. Пусть только придёт, собака такая!
— Придёт.
— А вдруг испугается? Я ведь вооружена.
— Вряд ли. Придёт, и не один. Придёт с подмогой, увидишь.
— Если я пойду с ними — мне уже не выбраться отсюда. Никогда.
— Мы этого не знаем.
— Они просто нас убьют. Тебе не надо идти со мной. Чего ради? Вдруг тебе удастся вернуться — позвонишь моей маме. Она волнуется, наверное. Подала в розыск.
— Я тебя не оставлю, Лера. Давай не будем это обсуждать.
— Марк. Придут за мной. Я думаю, помочь ты ничем не сможешь. Просто жди меня здесь. Мне будет легче.
— Правда?
— Да.
— Отчего?
— Когда тебя ждут — есть ниточка, за которую ты можешь уцепиться.
— Ниточка? Я буду ждать тебя так сильно, что это будет канат.
— Правда?
— Да.
— Поцелуй меня, Марк.
Марк прикоснулся губами к Лериной щеке и мягко отодвинул её от себя.
— Марк?
— Помнишь, Лера, мы говорили о зависимостях?
— Да.
— Я коллекционировал девушек. Отношения для меня ничего не стоили. Ловелас. Благо, много усилий для завоевания сердца мне прилагать не приходилось. По большому счёту, любая становилась моей. Отношения настолько обесценились, что я перестал испытывать нежность, трепет, волнение. Девушки, как в ускоренной съёмке, перемещались в моей жизни.
— Марк, не надо. Я не хочу это слышать.
— Подожди, Лера! В один момент мне стало просто тошно. Попробовал начать семейную жизнь. Это был гражданский брак. Приучал себя к мысли, что она моя вторая половинка. Пытался привыкнуть. Куда там! Надоедало очень быстро. Первая моя «гражданская жена», которую я оставил, пыталась отравиться снотворным. Чудом спасли. Вторая ушла от меня сама после череды истерик. Перебила в квартире все, что можно: посуду, технику, порезала всю мою одежду. Сначала был шок. А потом я понял главное — так больше нельзя. Ведь я точно так же кромсал чьи-то сердца, совсем не задумываясь о том, что женщина рядом может быть только в двух ипостасях — или твоя мать, или мать твоих детей. Другого предназначенья у нее быть не должно, иначе это тупик! Вот так, Лерочка. Вот тогда мне стало действительно страшно. И оно пришло — моё одиночество. Я оказался в этой пустыне. Времени подумать было очень много. Тяготило то, что не попросил прощения ни у одной.
— Марк. Ты утрируешь. Очень многие девушки с такой же лёгкостью относятся к отношениям с парнями.
— Я тоже так думал, пока не увидел порезанную рубашку. Вы притворяетесь, что вам все равно.
— Да. Мы притворяемся. Все-то ты знаешь. Каждой девушке хочется замуж, каждая ждет своего принца.
— А ты ждешь?
— Жду. И он приедет. На велосипеде и привезет пенсию.
— Не смешно.
— Со мной, наверное, что-то не так. Ходила по дорогим клубешникам. Невесело, громко. Какое-то королевство кривых зеркал. Ощущение случайной гости в чужой компании. Народ отрывается, а я не могу.
— Отрывается. Отличное слово. Отчего отрывается?
— Не знаю, ну так говорят.
— Как же может быть хорошо, когда отрываешься? Это мучительно. Осенний лист, яблоко с ветки. Ребенок от пуповины.
— Марк, какой ты странный парень.
— Почему странный?
— Просто видишь всё не так, как все.
— Наверное. Я тоже проводил время, как все. И по клубам ходил. Скучно, там, Лера.
— Говорю, скучно. Надо выпить, и чем больше, тем лучше.
— Что же за мир такой, что его картинку надо корректировать алкоголем? Представляешь? Картина художника Левитана. Вы знаете? Что-то сочетание красок не радует. Налейте мне рюмочку водки! О! Значительно лучше. Пожалуй, еще рюмочку! — Марк картинно пригубил, крякнул, глубокомысленно посмотрел вдаль. — Красота! Воистину, Левитан — гений. Как вы полагаете, сударыня? Не нравится перспектива? Э, душенька, пригубите. Вам вина? Шоколад — закусите. Лучше? Мартини? Отлично. Обратите внимание на цвет листвы у той березы. Тает в воздухе, плывет. Еще? Пожалуйста! На брудершафт! У нас с вами поистине единый взгляд на произведения Левитана.