— Да, и так было. Одной из страшных казней было побивание камнями. Предание гласит, что Савл лично не бросал камни в Стефана, а лишь держал одежду убийц, но молчаливое его присутствие в тени с ворохом охраняемой одежды явно обличает его.
— Преследовал христиан, а потом стал апостолом?
— Это путь, и, к сожалению, вполне обычный. Другое дело, что все остальные преследователи апостолами не становятся.
— А как он стал апостолом?
— Шел в Дамаск как-то. Представь — горная дорога, жара неимоверная. И вдруг — Голос: Савл, Савл! Что ты гонишь меня?
— Тепловой удар, скорее.
— Все-то мы можем объяснить. Упал, ослеп.
— Возможно, инсульт, пострадал зрительный нерв.
— О! Можно и так интерпретировать. Только вот принесли его в Дамаск, и исцелил его христианин Анания. И прозрел Павел во всех смыслах, крестился и стал величайшим проповедником. Где ты видела такие последствия инсульта или теплового удара?
— Как хочется прозреть, Марк. Только как? Мне порой так одиноко и больно. От пустоты. Вроде, люди вокруг. Что-то происходит постоянно. Если не думать ни о чем, вполне можно вот так… Только, как научиться не требовать своего, милосердствовать, долготерпеть? В человеческих ли это силах? Понятно, Христос. Он Богочеловек. Он мог. А мы? Кто мы?
— Ну, а как же Павел? А Сергий Радонежский? А Серафим Саровский?
— Они избраны. Заранее. Я читала о Сергии. Он ведь еще во чреве матери пел на Литургии. Есть предназначенье свыше. А мы? Мы так и будем влачить свою ношу.
— Можно жалко влачить свою ношу, уткнувшись носом в свое, дорогое. А можно посмотреть в небо, оторваться от земли, от ноши и идти за Ним.
— Как?
— Просто. Любить этот мир, не подгребать под себя, помогать ближнему и не ближнему. Есть две рубашки — снять одну и отдать тому, у кого нет ни одной…
Они проговорили всю ночь. Лера сидела, прижавшись к его плечу, а он тихонько гладил её вздрагивающую ладонь, замирая от счастья и от невозможности принести боль этой девушке, ставшей для него самой дорогой на свете.
За Лерой пришли на рассвете. Теперь их было двое, один — знакомый, в буденовке. Другой круглолицый, курносый в серой косоворотке и кепке на круглой, как арбуз, голове. Тот, который в буденовке, постучал в окошко.
— Иди. Ничего не бойся. — Приблизились друг к другу, стукнулись лбами —Иди, иди.
Лера невесомо приподнялась, поправила бабушкино покрывало, повязала косынку на голову. На ноги — бабушкины тапки. Оглянулась, посмотрела на Марка, улыбнулась, прошептала: три, два, один.
— Три, два, один, — ответил он. Скрипнула дверь. Никто не ожидал, что она выйдет вот так просто, без сопротивления.
— Петруха! Девка как девка! Глянь! А ты про неё страсти рассказывал. — Это сказал рыжий парень в косоворотке. Веснушки, словно пшено рассыпались по его лицу. Губы — яркие, пухлые, как у девушки, не давали пшену-веснушкам соскочить вниз с курносого носа. Он цыкнул слюной сквозь зубы, явно добавляя себе важности.
— Митяй! Не развешивай слюни! Девка малахольная. Обыскать бы нужно. У нее оружие. — Петруха протянул руки к Лере.
— Не прикасайтесь. — Подняла руки. — Нет у меня ничего.
— Ага! А где пистолет?
— Там патронов нет. Я просто пугала.
Митяй заржал. Попытался лапнуть её крепкой пятерней.
— Не трогай. Петруха правильно сказал — малахольная я. Тронешь — не рад будешь всю жизнь. Больная я.
Митяй испуганно отпрянул, вытер руку о залоснившиеся, видавшие виды портки:
— У, сучка белогвардейская!
— Якая она белогвардейская? — Петруха оценивающе разглядывал Леру.
— А ты на руки ейные глянь. Разве это руки простой девки, к труду привычные? Вон ногти, какие, глянь, Петруха. Розовые, цветки какие-то намалеваны, картинки, как в книжке.
— Хватит рассматривать. — махнул рукой. — Что ты, девок не видал? Девка городская уже год. А город — сам знаешь, не то еще намалюет на ихнем брате. Вести её надо. Приказ.
— Да ведите уже. Достали болтовней своей. — Лера застегнула пуговку на платье. От взгляда Петрухи стало противно.
— Что-то ты сегодня покорная такая. Не узнать. Если что задумала — знай. Стреляю без предупреждения.
— Не пугай! — с вызовом уперлась руками в боки. — Пуганая. Я решила сама, что хочу к деду. Власти хочу помочь. Цацки эти, церковные, потир, кажется?
— Чудная ты и вправду. Но если власти помочь — молодец. Это правильно. Пошли.
Они зашагали по песку. Лера с Петрухой, за ними Митяй с винтовкой за плечами.
— Нам далеко? — спросила, вглядываясь вдаль.
— Слышь, Петруха. Глаза завяжи ей, забыл?
Петруха сдернул с Лериной головы косынку, крепко завязал её глаза.