— Так, к Фотинье. Бабка одна живеть. Вот к ней и пойдём.
— Веди. Что за бабка?
— Бабка как бабка. Травы ведае. Чисто у хате, одна живе. Самое то место, тихо вам там буде. Можа, чаго и разведаете между делом. Она в церкви завсегдатайка…
***
Фотинья была в огороде. На крик Петрухи выглянула, вытирая руки о передник.
— Опять ты, охальник! Мало цябе сёння?
— Молчи, бабка! Революция тебе большое доверие оказывает. Будет у тебя жить уполномоченный. Гляди, в чистую горницу его определи. Покорми товарища.
— Чым кармить-то? Выгребли усё.
— Найдешь. Без разговоров. Гляди мне.
— Бяда на селе, кали лебеда на столе. Последнее сгребли у народа, ироды.
— Но-но! Башкой кумекай! Перед кем говоришь? Уполномоченный! Загремишь, куды Макар телят не гонял.
— Не пугай! Пуганая я, Петька. Бог не выдасць — свиння не съесць.
— Ну, пустил бы я тебя в расход, как петуха твоего. Да пожалел. Доживай.
— Брахаць — не цэпам махаць.[21] А по мне, так и не одной жизни такой не трэба[22]. Сорамно[23] глядець, что робицца.
— Всё, Разговорчики. Феликс Эд-мундавич. Праходьте у хату. Отдыхайте с дороги. Я туточки, во дворе Митяя оставлю, кали што — посылайте за мной.
— Свободен. Никуда из села не отлучаться. Жди моих распоряжений.
— Слухаюсь. — Петруха вытянулся по струнке, развернулся и зашагал по улице.
— Ну что, Мундович, у хату? Ци як? У нагах прауды няма.
— Спасибо. Только я Эдмундович.
— Што ты, милок, разве ж я прошамкаю такое? Мамка то, як цябе величала?
— Сынок величала. Нет мамки только.
— Памерла?
— Померла.
— А у Бога-то веруешь? Сынок? Хотя, чтой-то я, старая, уполномоченный ты — отворила дверь, пропустила вперёд.
Вошли в хату. После солнечной улицы в хате было темновато. В красном углу мерцала лампада. На деревянном столе лежала белая вышитая по краям красным крестиком скатерка, стоял глиняный жбанчик.
— Попить можно, бабушка?
— Пей — достала с полки кружку, налила полную.
— Что это?
— Квас. Не усе с прыпасом, пожывешь и с квасом, а порой да и с вадой. Сока бярозовага вясной наготовила, квас добрый на ём. Жить тут будешь. — Фотинья провела уполномоченного в светлую горницу. Она была, как две капли воды похожа на ту, что в доме у Лериной бабушки. Такая же кровать с горкой белоснежных подушек, стол с кружевной скатертью.
— У хату вошёл, лба не перекрестил? Нехристь?
— Почему же, крещёный я. — Перекрестил лоб.
— Чаго ж прыехал? Бачу, хлопец ты непростой. Городской, кость тонкая. Тяжелее книжки в руках ничога не держишь. Вучоны?
— Учился в университете.
— Грамотный. Гэта добра. Чаму же вучыли цябе, милок? Да ты сядай да стала, у нагах прауды няма.
— Всему учили понемногу.
— Образование. А слово гэта, ад якога слова произошло?
— Образ?
— Образ. Божий образ. Нам не постигнуть николи, што Господь сотворыу.. Любая травинка на целый университет работы задаст, кали яе пачать вывучать падрабязна[24].
— Наука ответ даст на любой вопрос. Наука.
— Ой, милок, наука. Даст ответ, а следом — сто пытаннеу[25] поставит. Не дагнать ей…
— А вы грамоту знаете?
— Якая у бабки грамота? Печка да уздечка.
— Откуда же про науку рассуждаете?
— Кончыу курс навуки, ведае аз да буки. Аз Буки Веди. Я Бога ведаю. С гэтаго усё пачынаецца. А кали не с гэтага, то якая навука? Странный ты, уполномоченный. На наших не похож. Есци хочашь?
— Не мешало бы.
— Давай. Не обессудь тольки. Бульбы наварыла. Зараз тольки бульбай и трымаемся.[26] Да ты не саромейся[27], сядай. Вось соль, макай. Без соли, без хлеба худая бяседа. Жаль, петуха майго сення забили, курам-турбота.[28] Бабьи города недолго стоят. Пропали мои куры.
— Кто порешил?
— Да, герои наши. З Соней кали вяли, вааружились да зубоу, а Генерал мой им и попауся пад гарачую руку.
— Соню?
— Соню. Я цябе папрасить хачу, уполномоченный. Отпустил бы ты гэту деуку, што с яе? Ты тут новый, покуль не ведаешь ничога. Глупая эта затея — на Соню надеяться у гэтай справе[29]. Яна, як и ты, давно тут не живе. А батюшке душу рвать не трэба. Ён и так еле живой, на его вачах[30] отца Иоанна расстраляли. Мученик, царствие небесное. — Бабушка перекрестилась, горестно всхлипнула каким-то птичьим тонким клёкотом.
— Нам ценности нужны церковные. Их надо вернуть государству. За укрытие — смерть. Батюшка ваш уж больно несговорчивый. Помогите ценности вернуть — отпустим и Соню и отца Александра. Вы, говорят, с батюшкой в дружбе?
— А ты прыйшол выпытать у мяне? Не ведаю ничога. Иконы мы забрали, Гэта прауда. Пра астатнее не ведаю, милок. Да абразы[31] вам на што? Покуражиться? Так Бог попираем николи не будзе. А сваю душу навек испаганишь.
21
Брахаць — не цэпам махаць — Белорусская пословица о том, что врать легче, чем дело делать.