— Ты знал его?
— Как же не знать. Год рядом был. Он доверял в алтаре прислуживать. Даже стихарь[51] сшил мне. Хороший был. На рыбалку ходили с ним. Он нам и дрова помогал рубить, тяти-то нет. Бабке Фотинье помогал. — Тут Андрейка не выдержал и заревел, прикрываясь рукавом серой рубахи.
— Ладно. Не реви. Что же теперь.
— Ага! Убили человека среди бела дня. Ни за что!
— Как это?
— Он в храм не пускал. А вы знаете, чего не пускал?
— Чего?
— Так, Литургия. А они пьяные были, да с ружьями. Разве возможно так то?
— У них задание было, важное. И никто не имел право препятствовать.
— Какое задание?
— Крест золотой и другие ценные вещи нужно отдать. В фонд голодающих.
— Так нету ничего. Нету.
— А где? Ты ведь в алтаре прислуживал? Когда в последний раз все это видел?
— Так не видел ничего! Даль Бог, не видел. Отец Александр на последней Литургии служил, и крест был простой, и потир. Он ведь не всегда их доставал, только на свята.
— Откуда доставал?
— Так шкафчик есть. В алтаре.
— Веди к шкафчику!
— Нет! Благословения на то нет, не пойду. — Андрейка, сжался, как пружина, исподлобья глянул на Марка.
— Это приказ. — Марк положил руку на кортик.
— Убьете? Как отца Иоанна?
— Дурак ты, нужно мне грех на душу брать! А вот ценности все равно придется сдать. Тебе батюшку не жалко? И Леру? То есть Соню?
— Их забьюць?
— Что ты заладил: забьюць. Не убьют, вышлют, куда подальше. На Соловки, слыхал? А оттуда не возвращаются.
— А где это? — Андрейка взял кота на руки, стал гладить рыжую спину. Кот замурлыкал, словно перебирал струнки кошачьей балалайки.
— Белое море. Слыхал?
— На севере? Слыхал. — Прижал Миньку покрепче, тот даже мурлыкать перестал. — Студёно там?
— Студёно. Условия злые. Не выживет отец Александр.
Андрейка заплакал, прижал лицо к спине кота.
— Хватит слёзы лить. Спасать надо.
Андрей посмотрел на Марка, словно что-то вспоминая, потом решительно:
— Без благословения отца Александра не пойду. Решит он — значит так и будет. Нет — на все воля Божья.
— В кого ты такой упрямый? Не понимаешь меня?
— Меня батюшка учил так. А иначе никак. Нет.
Недетская серьёзность и упорство мальчишки рассердили Марка. Он не знал, как быть дальше. Ну, допустим, он найдет ценности. И что? Отдать Петрухе? Где гарантия, что священника отпустят? Еще день—второй он сможет продержаться в качестве уполномоченного, а потом? Надо действовать. Отдать приказ отпустить батюшку и Леру? Допустим, священник уедет, спрячется где-нибудь у родственников. Без золота не отпустят. А с Лерой что делать?
Марк сел на скамью возле храма. Кот соскочил с Андрейкиных рук, выгнул спинку колесом, потянулся и легко, словно упругий мяч, прыгнул на скамейку, посмотрел янтарными своими глазами укоризненно.
— Что смотришь? Показывай, где золото!
Кот спрыгнул и пошёл по едва заметной среди травы тропке, распушив рыжий хвост.
— Куда это он? — Марк как зачарованный, смотрел на кончик рыжего хвоста среди травы.
— Да мало ли? У Миньки дел много, теперича на самообеспечении, что словит — то и съест.
— А тропка куда ведёт?
— Так к речке, речка там. Внизу. Правда, узкая здеся. Но посередке — глубина — два моих роста. Окуньки ловятся, карасики с ладошку попадаются.
— Пошли, посмотрим?
— Не, не могу, мамка звала, надо воды наносить, Ругацца будет. — Андрейка как-то очень уж поспешно повернулся к калитке и бегом помчался, поднимая пыль на дороге голыми пятками.
Марк задумался. На самом деле все просто в этой задаче. Если ценности были в алтаре, то куда им деться из села? Три человека: отец Александр, отец Иоанн покойный и алтарник, мальчуган Андрейка. Кто-то из них. Иоанн уже не скажет, отец Александр не станет говорить, не для того прятали. Остается мальчишка. Слишком быстро улизнул. Этот тоже стойкий оловянный солдатик — без благословения ни-ни. Только вот зачем спрятали? За границу уехать? Вряд ли. Кощунство такое не попустит человек с таким лицом. Марк вспомнил фотографию в Лерином доме. Зачем спрятал ценности? От поругания, от разграбления. Это понятно. А дальше-то что? Дальше? Будут лежать в тайнике до поры, до времени. И вряд ли в хорошие руки попадут. Сколько вот таких тайников разграблено случайными людьми, вывезено, переплавлено, и поныне неизвестно, где они? Ну, а если я найду, вот так, возьму и найду? И что? Это ведь не червонцы, за керосином в лавку не пойдёшь. Господи! Для меня ли предназначено сие?
Марк пошёл по тропинке, сбегающей вниз. Высокая трава путалась, мешала идти. Желтые лютики, сиреневые колокольчики появлялись цветными яркими пятнами. По тропке ходили мало, один, максимум два человека, трава смята слегка. Обогнул большой серый камень. Рядом с ним трава вытоптана, может, сидели на нём? Камень большой, остатки ледника, огромный просто. Если солнце нагреет — просто лежанка. Внизу в зарослях ивняка бежала небольшая речушка. Песчаный бережок желтел влажным песком. Совсем неглубокая, журчала она по камушкам. Такой красивой речки Марк давно не видел. На противоположном берегу ивы полоскали свои зеленые ветки в воде. Маленькая стайка рыбешек пронеслась возле берега. И тут он заметил кота. Тот притаился у воды, наблюдая за рыбками. Марк испортил ему рыбалку. Кот недовольно зажмурился и мяукнул, словно ругался.