— Как?
— Я стал молиться. Сначала своими словами. А потом вспомнил ОТЧЕ НАШ, бабушка в детстве научила. Шептал, шептал. Всё отступило. Я собрался и стал думать.
— А когда ты понял, что твоё воображение может дать тебе всё, что ты хочешь?
— Не сразу, слава Богу. И это хорошо. Моя память стала подбрасывать мне удивительные факты. Вот так, бредя по песку, я вдруг вспомнил Каина, убившего брата. Помнишь? Первая кровь, пролившаяся на земле? Каин точно так бежал от людей.
— Но ты никого не убил? Зачем эти сравнения?
— Я не знаю, не знаю. Просто так жить больше не смогу, это тупик. Я попытался найти ответ в психологии. И там — чушь. Про Фрейда ты знаешь. Америка, практичная красотка с гуинпленовой фарфоровой улыбкой исповедует психологию дрессировщика Дурова «стимул-реакция», назвав это течение бихевиоризмом. Где там душа? Нет, одни внутренние органы.
— Ну, напрасно ты так. Ты всё утрируешь, выдёргиваешь сплошной негатив.
— Ну, а ты? Чему хорошему научила тебя твоя биология? То, что мы от обезьян? То, что мы — часть пищевой цепочки?
— Да, именно так!
— Завыть с тоски. Я не верю, что я от обезьяны. Хотя, иногда верю, конечно. Бывает. Но если бы поверил — оскотинился бы окончательно, вот в чем вопрос.
— И в эволюцию не веришь?
— И в эволюцию не верю. Бред чистой воды, чушь. Да вы и сами не верите! Просто, если теория Дарвина рухнет, вы рухнете вместе с ней.
— О чём ты? Какая чушь? Миллионы доказательств эволюции.
— Один жираф вдребезги разбивает вашего Дарвина своей шеей. Если бы он эволюционировал постепенно, взращивая свою шею по сантиметру в год, никогда бы он не стал жирафом — уникальным, невероятно красиво продуманным существом с дополнительными клапанами, помогающему сердцу качать кровь в его мозг. И заметь — ни инфарктов, ни кислородного голодания у него нет.
Марк замер, внимательно посмотрел на Леру. Она смотрела куда-то в сторону, накручивая на палец прядку волос.
— Аллё! Ты меня слышишь? — щёлкнул пальцами.
— Слышу. — подняла глаза.
— Послушай, я произвожу впечатление сумасшедшего?
— Если честно, да. Я так подумала сразу.
— Почему?
— Ну, эти сверхценные идеи. Глобальные мысли на фоне разорванных джинсов. Босые ноги. Ну, кто ты? Не знаю.
— Я и сам так иногда думаю. Только вот, почему думать не так, как все — это обязательно сумасшествие.
— Ты хочешь сказать, все неправы?
— Коллективизм — способность жертвовать личными целями при неспособности их достигать.
— А какая у тебя цель?
— Сейчас — простая. Я тебе спою. — Марк ушел в палатку и вернулся с гитарой.
— Ого! Мне здесь нравится.
Марк тронул струны, они откликнулись, зазвучали. Потом он запел. Голос его, глуховатый, с хрипотцой стучал по песку, по прозрачному воздуху, и даже по далёкой сиреневой горе.
Опустошённые тщетной надеждой,
Мы — просто пленники собственных грёз,
Света лишённые, в Боге невежды,
Мчимся среди остывающих звёзд
С утра — привычная гонка по кругу,
Дела, заботы, которых не счесть
Игра, где мы потеряли друг друга,
Скажи, зачем нужна благая весть?
Крылья — сброшены на землю,
Мы больше никогда не полетим на свет!
И в этой позабытой Господом Вселенной
Не надо звать любовь — её здесь больше нет!
Мы были нищими, мы были святы,
Небо лучилось от нашей любви
Но, искушением мира объяты —
Мы стали просто чужими людьми:
Опустошённые тщетной надеждой,
Мы — просто пленники собственных грёз
Света лишённые, в Боге невежды,
Мчимся среди остывающих звезд.
— Это чьи слова?
— Сергей Трофимов.
— Здорово. Почему я не слышала?
— Все просто. В уши льётся разное. Чтобы слушать такое, надо, как минимум проявить СВОЮ инициативу. Это я о коллективном сознании.
— Свою…
— А какую музыку слушаешь ты?
— Блюз голодного желудка. Я — примитивная часть пищевой цепочки. Ты забыл? Давай представим что-нибудь съедобное?
— Что тебе представить?
— А что ты можешь представить по-настоящему. Ты ведь наверняка, не умеешь готовить?