— Яичницу-глазунью, хлеб.
— О! Ладно. Я в гостях, съем, что дадут.
Марк сел на корточки, зажмурился. На песке появился костерок. Он внимательно смотрел на пламя, замерев.
— Эй! Представляй скорее! На огонь можно смотреть бесконечно, я знаю.
Марк шутливо щёлкнул пальцами — появилась сковородка с яичницей, две вилки, хлеб на пластиковой тарелке.
— Нет! Так не пойдёт. Типично мужское представление.
Лера зажмурилась, подражая. Перед ними появился пластиковый столик, ещё один стул для Марка, два прибора, салфетки. Хлопнула в ладоши, как заправский фокусник — появились две тарелки с яичницей, две чашки дымящегося кофе, бутерброды.
Наклонилась, подняла сковородку Марка, поставила на стол.
— Добавка. Приятного аппетита!
— У женщины — весь мир — кухня.
— Ты хочешь сказать, ты ел по-другому?
— Перекусывал на песке. Бутерброды, чай. Даже представить не мог, что можно так, за столом с приборами. Да мне не хотелось, если честно. И потом, если мне непонятно, откуда, я — против.
— Все просто. Манна небесная. Только вариант чуть модифицированный. Ешь, остынет.
Ели молча. Лера медленно, Марк быстро.
— Не спеши, пережёвывай тщательно. Насыщение приходит позже.
— Я не думал о еде. Вот еще одна функция женщины — внушать мужчине мысль о том, что он голоден, а она обязательно накормит.
— Значит, не было бы женщин — и еды не надо было бы человечеству?
— Самую малость. Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно.[2]
— Лера я, а не Марфа. Так и остались бы в прошлом.
— Женщина — двигатель прогресса?
— Если хочешь — да.
— Регресса, скорее. Не женщина, а её неуёмные потребности в удобствах. Миллионы лет растили детей без памперсов, обогревателей, искусственных смесей.
— Женщина виновата? — Лера от возмущения поперхнулась кусочком хлеба, закашлялась — слезы из глаз — Конечно. Воевали бы вы поменьше, бросали нас. Не замещали бы мы ваше отсутствие всякими ноу хау.
— Ноу хау? Эка тебя понесло! — Рассмеялся.
— Не смешно! Грустно! Вот ты про Каина. А всё началось с Адама. Почему Ева была одна возле дерева Добра и Зла? Где был Адам? Где? Спал в райских кущах?
— Одна? Тогда, в райском саду?
— Она была одна, это факт. Где был Адам? Женщина не может одна. Тут же змей-искушение.
— С ней был Бог, всегда! И мир — ей подаренный. И мужчина. Только позови. Её, кровь и плоть. Ей этого было мало. Пусть так. Искушение. Человек слаб, тем более, женщина. Допускаю. Только почему не покаялась? Мужа в сообщники. Враньё. Как нашкодившие дети. Представляешь, изгнанные из рая. Что они потеряли? Как жили? О чем плакали?
— Как мы!
Марк, на секунду замерев, положил вилку и нож на пустую тарелку:
— Кто?
— Они
— Как мы?
— Как мы.
Девушка засмеялась.
— Что ты хочешь сказать? Нас выгнали из рая цивилизации?
— По сути всё верно, кроме того, что цивилизация — это рай.
— Нас выгнали из ада цивилизации?! Ну, тогда рай — это здесь!
— Рай? Что для тебя рай?
— Не знаю, не думал никогда.
— А ты подумай! О чём ты мечтаешь?
— Выбраться отсюда.
— А раньше?
— Ну, как любой уважающий себя мужик — о машине.
— Ну и представь.
— И это будет рай?
— Ну, вряд ли! Продукции рук человеческих там точно не было. Ну, если проекция рая в нашем измененном сознании. Почему не Ламборджини? — Лера зажмурилась, хлопнула в ладоши.
На песке возник ярко-красный автомобиль, новенький, сияющий яркой перламутровой краской.
— А нельзя не красный? Что за МЧС? Он хоть на ходу?
— Почему нет? Садись.
Марк осторожно приблизился к автомобилю, открыл дверцу, сел за руль. Лера плюхнулась рядом.
— Супер! Заводи!
Марк осторожно повернул ключ — мотор заурчал мягко, как спящий кот, машина двинулась с места. Они ехали минут пять. Лера хохотала, хлопая себя по коленкам!
— Вот это да! Супер! Поднажми.
Марк нажал на тормоз. Остановились.
— Приехали.
— Почему? — Лера посмотрела в окно. Ничего не изменилось. Тот же песок.
— Из принципа не буду ездить на красной машине.
Марк зажмурился.
На песке возник чёрный Инфинити.
— Вау! — Лера хлопнула в ладоши и чмокнула Марка в щёку. — Ура! Устроим гонки. Париж — Дакар!
Марк прыгнул в Инфинити, Лера пересела за руль Ламборджини. Гонка началась. В первые мгновения Марк надавил на газ и резко вырвался вперёд. Струи песка, как потоки воды неслись из-под колёс. Лера ехала практически рядом. Она открыла окно и показала Марку язык.
Марк утопил педаль до отказа и вырвался вперёд…
Первое время езда доставляла удовольствие. Он давно не испытывал ничего подобного. Существование его в пустыне было очень однообразным. Днём он шагал по песку сначала в одну сторону, потом возвращался к своей палатке. Неизменным ориентиром была гора. Он удалялся от неё, а потом возвращался. За всё время его прогулок ему никогда не попалось ничего живого. Правда, на полпути было небольшое озеро с ледяной водой, очень чистое. Оно было настолько нереальным, что Марк сначала принял его за плод своего воображения. Но озеро встречало его каждый день в одном и том же месте, ровно в двух часах ходьбы от пункта отправления. Ничего живого в озере не было, ни рыбки, ни стрекозы. Почти как в ванной, в нем застыла вода. Марк пробовал представить рыбку, у него почти получилось, но рыбка была пластиковая. Она безжизненно лежала на дне, навевая тоску зелёную. Он раскопал ямку, выловил рыбку и прикопал песком. Вот и всё. Он уже потерял всякую надежду разнообразить свою жизнь. Мысли о том, что можно напредставлять себе всяких благ цивилизации, вообще не возникало. Пища появлялась, когда чувство голода было нестерпимым. Да он поначалу и не понял связи между воображением и появлением пищи. Первый бутерброд он увидел на песке рано утром. Ему снился сон. Изголодавшийся, он увидел свою студенческую столовую, тётю Валю на раздаче. Она посмотрела на него участливо и спросила:
2
Евангелие от Луки. Это место в Евангелие — о том, как начинается любовь, о согласии наших добрых дел и молитвы. Вся тайна жизни — в нераздельности двуединой заповеди о любви к Богу и ближнему. Обыкновенно в Марфе видят образ деятельной жизни, а в Марии — созерцательной.