— И для этого зашли настолько издалека? — Я поморщилась. — Гитон, вы снова темните. В конце концов, вы не найдете ни одного судьи, кому так или иначе не грозили всем, вплоть до смерти. Приговоренный, его родственники, недовольные слишком мягким вердиктом родственники пострадавшего. Обещают достать, пугают связями и угрожают расправой — и после суда, и во время, и до. Почему именно сейчас вы уверены, что мне грозит настоящая опасность? В ближайшую кварту я вряд ли вернусь к работе, все мои текущие дела переданы коллегам. Да и потом… несмотря на всю эту шумиху, еще неизвестно, смогу ли я — и дадут ли мне! — работать. Даже если я вполне восстановлюсь после сканирования, во что искренне верит целитель.
— Сложно с вами, — улыбнулся Марг. — Хорошо, начистоту. Пока вы… болели, Юрд был очень нервным и очень много болтал. Подозреваю, он просто чувствовал, что на его шее затягивается удавка. И, подозреваю, сказанное им надо делить на десять, но…
— Он наговорил что-то про меня? — нахмурилась я, впервые за последнее время испытывая в адрес бывшего возлюбленного эмоции: раздражение и сожаление, что при последнем разговоре удержалась от оплеухи.
— Не прямо. Он просто говорил, что подстраховался и в случае его смерти один надежный человек, до которого никому не дотянуться и которого никто не найдет, обнародует некие сведения. Поскольку про смерть его не написал только ленивый, а ничего провокационного до сих пор не всплыло, есть два варианта: либо это была ложь, либо этот человек по каким-то причинам не мог обратиться в УСД или к другим серьезным людям. И тут на ум приходите именно вы.
— Вот сволочь. То есть он меня еще и после смерти подставил? — возмутилась я. — Но почему? Кто в это поверит? После такого скандала…
— Многие люди не верят прессе. А вы не хуже меня знаете, что любую информацию можно вывернуть как угодно, и найти в этом скандале признаки вашего сговора с Юрдом — тоже, было бы желание. И я не утверждаю, что все обстоит именно так, но в любом случае посоветовал бы вам поберечься.
— А почему нельзя было сказать об этом прямо?
— Потому что я понятия не имею, насколько все это правда. До сих пор неясно, кто мог организовать вашу травлю и подослать Юрда, у меня десяток фамилий в разработке. Ну и кроме того, рассказать детали вашей с ним истории знакомства сейчас можете только вы, а они мне в любом случае нужны. А еще есть ряд вопросов о том, как он вел себя за этот год, не было ли чего-то странного, настораживающего. Я понимаю, что сейчас вам сложно вспомнить — и по моральным причинам, и по сугубо физиологическим. Но очень надеюсь, что вы подумаете и дадите мне хоть какие-то зацепки. Он же не мог совсем ничего не говорить о собственном прошлом! Положим, о работе-то помалкивал, но влюбленные люди вообще редко говорят о рутине, это прерогатива давно сложившихся пар. Ничего не приходит на ум?
— Как вы правильно заметили, вспоминать, особенно мелочи, мне сейчас сложно. Но я поняла, постараюсь. Это все, о чем вы хотели поговорить?
— Конечно нет. Я хотел предложить вам на некоторое время уехать из города.
— А вы не думаете, что там меня будет куда проще достать?
— Если вы просто уедете — разумеется. Но есть одна идея…
Идея Марта оказалась довольно простой и сводилась к банальной ловле на живца. Правда, надо отдать ему должное, поработать приманкой лично мне никто не предлагал, мое место должна была занять какая-то коллега следователя. Немного грима, немного правильной одежды, ментальный слепок — и, если верить Гитону, ее даже хорошие знакомые от меня не отличат. Высказывание о том, что у меня типичная внешность и ее несложно будет скопировать, по-женски не польстило, но лучше быть обычной и живой, чем красивой отправиться в печь.
Да и не очень-то умно обижаться на правду. Мы с Ликой всегда смеялись, что из нас можно собрать одну идеальную женщину, если не по характеру, то уж внешне — точно. Она слишком худая, очень переживает из-за отсутствия у себя груди и других аппетитных округлостей, а я — веду с этими округлостями неравный бой почти всю жизнь. У нее красивое лицо и изумительные волосы, но глаза — тусклые, глубоко посаженные, что она старательно исправляет косметикой. Мое же лицо до крайности заурядное, его невозможно запомнить, тонкие слабые волосы самого распространенного в нашем лепестке базальтового оттенка — невнятно темно-серого, пыльного; зато очень красивые глаза, глубокого и яркого синего цвета. В общем, так и напрашивается идея собрать одно совершенство и выбросить все остальное.