Король, горящими как уголья глазами, показал на чёрный провал глубокой ямы.
— Закапывайте!
Гвардейцы, обмотав верёвками оба гроба, осторожно спустили их на самое дно ямы и, взяв в руки лежащие рядом лопаты, принялись сноровисто забрасывать в неё большие горсти сухой каменистой земли пустыря. Хрящ с мрачным молчанием стоял рядом с ямой, смотря, как сухие комья земли барабанят по доскам гробов. Солдаты работали быстро, и холм насыпаемой земли рос прямо на глазах, делая всё глуше и глуше раздававшиеся из-под неё страшные крики жертв, полные смертной тоски и муки, пока, наконец, они не смолкли совсем, погребённые под внушительной толщей земли.
Хрящ ещё долго стоял на пустыре, ощущая в душе страшную пустоту после совершённой казни. Смерть двух убийц его любимой, вопреки ожиданиям, не принесла ему никакой радости; наоборот, сейчас, в своём сердце он чувствовал один лишь леденящий холод и мрак, словно саваном окутывающий все его существо. Он поднял невидящий взгляд на стоявших в ожидании гвардейцев и жестом приказал им уходить.
— Отправляйтесь в свои казармы и отдохните как следует, — приказал им король. — Завтра у вас будет тяжёлый день, так что будьте к нему готовы. Можете идти. Это приказ!
Солдаты, отдав напоследок честь, направились от пустыря в сторону видневшегося невдалеке Бергентауна, оставив короля наедине с самим собою. Хрящ, с мрачной тоскою поглядев на торчащие в вечерних сумерках темные башни города, лишь горько покачал головой. Ему уже не нужен был этот город. Его там никто не ждал, он не хотел сегодня возвращаться в мрачные бездушные стены замка, где его ждала лишь одинокая пустая комната с жёсткой холодной постелью, не согретая женским теплом… Хрящу уже ничего не было нужно на этом свете, кроме одного. Увидеть её… И, движимый единственным оставшимся у него желанием, король решительно зашагал от города прочь, в сторону старого бергентаунского кладбища, на встречу той, которая была для него дороже всей жизни…
Старый могильщик устало сидел на поваленном стволе сухого дерева, с любовью глядя на заботливо поправленный могильный холмик, когда к нему, хрустя пожухлой травой, подошёл король Хрящ.
— Ваше Величество, — старик поспешно поднялся, отвесив неловкий поклон и с тревогой смотря на короля, не зная, что ему дальше делать. Тот успокаивающе похлопал его по плечу и с неожиданной грустной улыбкой проговорил, протягивая могильщику небольшой кошель с золотом:
— Всё в порядке, старик. Ты молодец. Вон как всё сделал, лучше, чем было… Вот, возьми. Это тебе за твою помощь и… За неё… Спасибо. Спасибо тебе, что так заботился о ней…
Старый берген дрожащими руками принял кошелёк из рук короля, потрясённо глядя на него.
— Ваше Величество… Я…
— Я знаю, старик, — Хрящ печально улыбнулся. — Ничего больше не говори, здесь слова уже не нужны… Ещё раз спасибо тебе за всё. А теперь, оставь меня. Иди домой, старик… Я хочу побыть с ней сегодня наедине… И, возможно, в последний раз…
Могильщик, кивнув головой, положил кошель за пазуху и, медленно шаркая ногами, побрёл по еле виднеющейся в сумерках тропинке, по направлению к городу.
Хрящ, подойдя к могиле девушки, опустился перед нею на колени и, обняв руками тёплый могильный холмик, уткнулся лицом в пахнущую травой и цветами землю.
— Прости меня, любимая, — прошептал он. — Прости за то, что сделал сегодня… Я знаю, ты, со своим большим любящим сердцем, простила бы всех, но я не могу… Я не мог оставить твоих убийц безнаказанными, я бы никогда не простил себе этого! Я знаю, такому чудовищу как я нет места на этой земле, и потому я пришёл проститься с тобою… Если бы ты только знала, как я скучаю по тебе… Каждый день без тебя — это невыносимая боль, которую я уже не в силах больше терпеть, я уже и сам не знаю, для чего живу… Моё маленькое солнышко, если бы это было возможно, я бы жизнь отдал за то, чтобы ты осталась жива… Но, ведь это невозможно… Чудес на свете не бывает, и мы оба это знаем… Я так хочу быть с тобой, моя прекрасная служанка, и, возможно, моя мечта когда-нибудь сбудется, пускай не в этой жизни, но я хочу верить в это… Прости… Прости меня за всё… Я так виноват перед тобою…
Плечи короля затряслись, душевные муки, терзающие его, оказались настолько невыносимы, что Хрящ, не стесняясь, рыдал как ребёнок, прижавшись щекою к тёплой ароматной земле. Он так и уснул, обняв холмик руками, и во сне ему виделось, как чьи-то маленькие нежные ручки ласково гладили его по густым зелёным волосам, словно пытались унять всю ту боль, что годами копилась в его душе. И король, чувствуя эти нежные прикосновения, улыбался. Улыбался той самою мальчишечьей, давно забытой улыбкою, как когда-то, двадцать лет тому назад…
Когда на рассвете, на полянку с могилою девушки, неслышною походкой зашёл генерал Зулу, Хрящ уже не спал, неподвижною статуей сидя возле надгробного креста.
— Ваше Величество, — мрачно отрапортовал генерал. — Ваша армия готова выполнить свой долг перед вами и своим городом! Жду ваших приказаний!
Хрящ медленно поднял на него пустые, чёрные зрачки и мертвенно улыбнулся одними лишь губами.
— Отлично, генерал! Выступаем!
========== Глава-16 ==========
Цветан ещё долго сидел возле стола, влажными от слёз глазами неподвижно глядя на старую потрёпанную композицию из скаббукинга, что когда-то давно подарила ему она…
Огонь в камине тихо потрескивал, доедая последние остатки дров, и в комнате начинало становиться холодно, но серый тролль, казалось, даже не замечал этого. Он медленным движением засунул руку за ворот полинявшего от времени махрового халата и достал оттуда висевший на цепочке маленький золотой медальон в виде сердечка. Цветан осторожно надавил на красивый камешек синего цвета, вделанный в середину, и медальон с тихим щелчком раскрылся, являя взору миниатюрную цветную фотографию, изображавшую Розочку.
Она стояла на фоне их небольшого домика в своём обычном простом платье синего цвета, которое совсем не скрывало большой округлый животик, мягким холмиком выдающийся под тканью. Розочка ласково улыбалась ему, а в глазах двумя яркими лучиками светилось столько любви, нежности и счастья, что у Цветана, от вновь нахлынувших на него чувств, перехватило горло и стало трудно дышать. Это фото было сделано всего за несколько дней до вторжения в их деревню бергенов, Розочка должна была со дня на день родить, но их малышу так и не суждено было родиться… Такими он и запомнил их на всю жизнь — с картинки со старой фотографии… Это всё, что у него осталось…
Цветан судорожно вздохнул, гигантским усилием воли подавляя в себе очередные потоки слёз. Нет! Он больше не будет плакать. Сегодня он всё для себя решил. Где-то там, далеко, далеко, его давно уже ждут его друзья, его соплеменники, его любимая… Каждую ночь она приходит к нему во сне, нежно гладит своими маленькими ладошками его седые волосы и что-то ласково шепчет, словно зовя куда-то, туда, где нет боли, нет тоски, нет страдания. Она ждёт его вот уже двадцать лет, и сегодня он откликнется на этот зов! Он больше уже не в силах терпеть эту муку одиночества, эту чёрную, безысходную пустоту в его сердце, его время давно ушло, а значит, настала пора уйти.
Цветан ласково проводит рукою по старой композиции из скраббукинга, лежащей на столе, и та с негромким хлопком раскрывается, оглашая комнату веселой мелодией: «На праздник свободы от бергенов!»
Цветан с печальной улыбкой смотрит на неё. Он не будет убирать её в шкаф, пусть так и стоит здесь на столе, в память о всех них…
Серый тролль, впервые за много лет, выпрямляет сгорбленную спину, и в его глазах загораются искорки, словно он сбросил тяжкий груз, тяготивший его всё это время. Глядя на последние догорающие язычки пламени в старом камине, Цветану вдруг почему-то вспомнились ещё несколько необычных снов, которые в последние годы очень часто снились ему. Сны повторялись одни за другим, словно какой-то калейдоскоп кружась у него перед глазами, и Цветану не составляло никакого труда вновь прокрутить их у себя в голове.