Толпа от этих слов мерзкой старухи ещё больше распалялась, сотни горящих глаз с ненавистью смотрели на бедную девушку, и солдатам, цепью окружавшим помост, с большим трудом удавалось сдерживать рвущихся к Тихоне озлобленных горожан.
Девушка попыталась подняться, но связанные за спиной руки мешали ей, и стражник, стоящий сзади, грубо схватив её за волосы, рывком поднял закусившую от пронзительной боли губу Тихоню на ноги, безжалостным тычком погнав в сторону эшафота. Девушка, словно в туманном бреду, под несмолкающие яростные вопли слепо брела по каменной мостовой, подгоняемая идущим сзади солдатом.
«Этого не может быть, — стучала в голове одна и та же мысль. — Это не со мной… Это просто плохой сон, и мне всё это только снится… Сейчас я проснусь, и всё сразу станет хорошо».
Исчезнет боль, исчезнет страх, исчезнет чёрная, беспросветная, мёртвая пустота в душе, образовавшаяся после того, что с нею сделал палач. Всё исчезнет… Надо всего лишь только проснуться…
Но страшный сон всё никак не желал проходить, и когда Тихоня подошла к лестнице, ведущей на самый вверх помоста, как она не крепилась, слезы всё равно сами собой полились из её глаз. Слишком сильно оказалось пережитое ей за столь короткое время, и девушка просто стояла возле лестницы, тяжело дыша и всхлипывая, полными слёз глазами смотря на окружавшие её свирепые зубастые морды. Палач, стоявший вверху, кивнул солдату головой и тот, подтолкнув девушку в спину, заставил её подниматься по лестнице наверх, под непрекращающиеся яростные крики толпы.
Поднявшись на помост, Тихоня медленно подняла голову, и взгляд её упал на неподвижно сидевшего на небольшом троне Хряща, с плохо скрываемым ужасом глядящего на неё. При виде короля, её губы тронула слабая улыбка.
Король… Любимый… Когда-то она пела, что бросит жизнь к его ногам, и вот… Свершилось… Как много хотела бы она сейчас ему сказать, как сильно жалеет, что не могла сказать раньше… А ведь он так никогда и не узнает, как сильно она его любила, сколько значил он для неё…
Её любимый всё ждёт ту Леди, в которую сразу влюбился на том свидании, а она, эта Леди, стоит прямо тут, на эшафоте, в порванном во многих местах платье, в старых стоптанных розовых туфлях, со смешной причёской из двух торчащих в разные стороны косичек… Разве Леди бывают такими?..
Девушка, не отрываясь, смотрела на молодого короля, и в её глазах было столько любви, нежности к зеленоволосому парню, что она уже не замечала ни ярости толпы, ни полного ненависти взгляда Поварихи, ни страха и боли в истерзанном теле. Для неё всё это померкло, исчезло, как будто никогда и не было. Для неё теперь во всей Вселенной существовал только он, только на него она хотела сейчас смотреть, на Своего Короля, подарившего ей смысл жизни. Остальное было уже не важно…
Хрящ с изумлением смотрел на стоявшую на помосте оборванную, измученную девушку, со связанными за спиной руками, смотрящую на него таким взглядом.
Такого взгляда он никогда ни у кого не видел, он даже и не думал, что на него может кто-то так смотреть, и это не на шутку смущало парня, поселяя в его сердце какое-то новое, доселе ему неведомое чувство.
«Почему она так смотрит на меня? — мучительно думал молодой король. — Что хочет сказать? А если хочет, почему не говорит? Ну, скажи же, хоть что-нибудь, прошу тебя! Не молчи…»
Но девчонка почему-то не желала разговаривать, по прежнему продолжая молча смотреть на него своим особым взглядом, заставляющим сердце парня биться сильнее обычного. Не выдержав, Хрящ поднялся с трона и почти умоляюще обратился к этой странной служанке, не желающей говорить:
— Может… у тебя есть, что сказать в своё оправдание? Скажи… Зачем ты это сделала? Скажи нам правду, и, быть может, я помилую тебя…
Король с надеждой смотрел на оборванную девушку, в душе молясь, чтобы она нашла слова для оправдания. Он уже не хотел её казнить, в ней было что-то такое, до боли знакомое, но Хрящ никак не мог понять, что именно…
— Ну, говори же! Говори, — почти уже одними губами шептал он. — Пожалуйста…
Лицо девушки на помосте мучительно исказилось, она сделала странное движение, будто пыталась что-то сказать, но у неё это не получалось. Повариха, заметив это, тут же молнией подлетела к королю.
— Ах, Ваше Величество! — старуха с фальшивой болью смотрела на молодого короля. — Вы зря расточаете ваше великодушие на эту маленькую дрянь! Посмотрите на неё! Она явно издевается над вами! Сначала она лишает всех долгожданного счастья, потом разлучает вас с вашей дамой сердца, и заметьте, возможно навсегда! А теперь пытается унизить вас ещё раз, при всём народе, давя на вашу жалость и доброту! Почему вы позволяете ей творить с вами такое? Вы ещё не забыли, надеюсь, своё обещание стать Настоящим Королём и не позволять предателям и изменникам играть с вашими чувствами? Видимо, забыли… — со злорадством в голосе добавила Повариха. — Значит, я всё же ошибалась в вас, Ваше Величество… Похоже, всё-таки не быть вам Настоящим Королём, а так жаль… А я думала, вы не будете повторять ошибок вашего отца…
Повариха с деланным тяжёлым вздохом скорбно покачала головой.
— Мне будет не хватать вас, Ваше Величество, когда ваши подданные свергнут вас с престола и выгонят из города навсегда, — Старуха притворно всхлипнула, вытирая краем платка несуществующие слёзы. — И как я буду без вас?..
Хрящ закрыл глаза, бессильно растянувшись на троне. Проклятая старуха ударила его в самое больное место… После позора отца, позволившего троллям сбежать из города, страх потерять корону был для парня постоянным наваждением. И теперь, это происшествие со служанкой могло стать причиной свершения этих его давних детских страхов. Этого нельзя было допустить! Он обещал быть Настоящим Королём, королём, который превзойдёт своего отца, а значит, пришло время принимать нелёгкие решения. Хрящ открыл глаза и, с плохо скрытой неприязнью глядя на Повариху, мрачно проговорил:
— Вы не ошиблись во мне, Повариха! Я не намерен повторять ошибки моего отца и я докажу, что из меня выйдет Настоящий Король! Эта девушка, по-видимому, и вправду считает, что может унижать меня, когда захочет. Что же, пускай получит то, что заслужила!
Хрящ, встав с трона, поднял руку, и на площади вмиг воцарилась звенящая тишина. Все взоры устремились на жёстко глядящего на девушку короля, который, взяв заботливо протянутый Поварихой указ, начал гневно его зачитывать:
— Служанка Тихоня! За твоё преступление перед народом Бергентауна и перед твоим Королём, тебе предоставляется обвинение в Государственной измене, наказание за которое только одно — смерть! И сегодня, перед всем народом, я приговариваю тебя к смертной казни, без права помилования! Приговор немедленно будет приведён в исполнение! У тебя есть последнее желание, служанка?
Тихоня, продолжая смотреть на короля, с едва заметной улыбкой медленно покачала головой.
«Последнее желание, — с нежностью глядя на парня, думала она. — Моё желание только одно, мой любимый король: навсегда быть с тобою, просто обнять и прижаться к тебе, и иметь право называть тебя своим любимым, а большего мне и не надо».
Но это уже невозможно, как невозможно повернуть время вспять. Жаль только, что она не сказала ему этого раньше, а теперь уже слишком поздно. Жалеет ли она о том, что сделала? Нет! Нисколько! Она спасала друзей, и не могла поступить иначе. Так пусть хоть у них всё будет хорошо!
Хрящ, потрясённо смотря на улыбающуюся девушку, с затаённой внутренней болью мрачно кивнул стоявшему в ожидании палачу.
— Начинайте!
Палач отвесил лёгкий поклон и, подойдя к молча стоявшей девушке, слегка надавил ей на плечи, заставляя встать на колени. Тихоня, так и не сводя слегка сияющих глаз с короля, подчинилась, и трое барабанщиков, до этого просто стоявших возле эшафота, принялись методично выбивать из барабанов дробь, грохочущим звуком раздающуюся по всей площади. Толпа замерла, и все взоры были обращены только на то, что сейчас происходило на помосте. Палач, подойдя к стоящей на коленях девушке сзади, почти ласково, осторожно пригнул её головку к плахе так, чтобы шея легла на неё точно посередине, попутно любовно поправив непослушную розовую косичку волос, мешающую обзору.