Вздрогнув, она опускает голову, так и не различив эмоций в его серебристых глазах.
Всхлипы вырываются из её горла, и Гермиона готова начать умолять, когда вдруг слышит низкий и пугающе мягкий голос:
— Друзья Гарри Поттера — наши дорогие гости.
И только в этот момент Гермиона понимает, что вдали комнаты в большом кресле расположился Волдеморт.
В тусклом свете его кожа кажется почти прозрачной и отдаёт синевой. Если раньше он напоминал монстра, то теперь похож на призрака. После создания стольких крестражей — и их потери — слишком тонкая связь соединяет его с миром живых. Он слаб, но всё так же жесток.
И явно зол.
Красные узкие глаза мерцают в полумраке. Ленивое движение рукой, когда он указывает в их сторону, служит приговором.
— А гостей распрашивают о делах и угощают самым лучшим.
Живот Гермионы сводит от ужаса, когда Беллатриса разворачивается к ней. В груди тяжелеет, в уголках глаз вновь скапливаются слёзы, запах собственной крови внезапно ударяет в нос, и Гермионе хочется только одного — зажмуриться.
— Расскажите нам, как вы узнали про портрет, мисс Грейнджер? — вкрадчиво, почти ласково спрашивает Тёмный Лорд, но Гермиона не отводит взгляда от Беллатрисы, которая поигрывает палочкой, медленно двигаясь к ней.
Гермиона борется с собой, чтобы не сдаться ей.
— Я не знаю.
Губы дрожат. Она понимает, что это неправильный ответ.
Заклинание с силой ударяет в грудь, и если бы не Люциус Малфой, удерживающий её за волосы, Гермиона опрокинулась бы на спину. Она бьётся, судороги сводят тело, боль растекается по венам, проникая в каждый уголок.
— Как вы узнали про портрет? — голос звучит тихо, но Гермиона слышит его даже за шумом крови в ушах и собственным шипящим дыханием.
— Не знаю! Пожалуйста, не надо!
Готовясь, она заранее стискивает зубы, чтобы сдержать крик, но её тело не в силах выполнять прихоти гордости. Оно изгибается под мощью проклятья, и Гермиона вопит, как будто звук способен облегчить боль.
— Как вы узнали про портрет?
Вопрос повторяется, как и проклятие. В этот раз она даже не успевает ответить.
— Я не знаю! Я не помню! Не помню!
Она обмякает. Руки дрожат так, что даже если бы каким-то чудом в её руках оказалась палочка — Гермиона не сумела бы её удержать. Она чувствует, как джинсы врезаются в окровавленную плоть; икры схватывают спазмы.
Она смотрит на Рона — он что-то говорит ей, его губы шевелятся, но до Гермионы не доносится ни звука. Она лишь видит, как в уголках его рта пузырится кровь.
Перед глазами Гермионы вдруг встают образы всех Уизли. Артур и Молли, Джинни, близнецы, Билл и Перси, Чарли…
Почему-то при мысли о Чарли становится так больно, что у Гермионы сдавливает виски. Она не сразу слышит следующие слова Волдеморта.
— Мы можем помочь вам, мисс Грейнджер, — звуки всё больше похожи на шипение змеи; они стелятся по полу, подползают к Гермионе, обвивают её, сжимая в обманчиво безопасных путах. — Мы можем простимулировать вашу память.
Она слабо мотает головой, не понимая, что он говорит.
Люциус Малфой встряхивает её, и Гермиона вскрикивает.
— Вам всего лишь нужна мотивация.
Скользкие речи коварны. Гермиона понимает это, когда в бреду слышит приказ Лорда:
— Убей его, Драко.
Похолодев, Гермиона замирает.
Сердце падает.
Нет.
Она переводит безумный взгляд на Малфоя, который ошарашенно застывает. Он смотрит в сторону Волдеморта, но — Гермиона уверена — не встречается с ним глазами.
Она видит, как он бледнеет, напоминая мраморное изваяние.
Воздух вокруг вибрирует от напряжения, повисшая тишина кажется звонкой.
Нет, не может быть, о, Мерлин, нет…
Гермиона понимает, что начинает задыхаться. Делая поверхностные слабые вдохи, она чувствует головокружение. От паники и смятения она на грани гипервентиляции.
Она не знает, убивал ли Драко Малфой кого-нибудь, но не может представить, чтобы этот мальчишка — их ровесник — лишил кого-то жизни. Произнёс заклинание и стёр с лица земли.
Она не верит, что он способен на это.
Будто ощутив её взгляд, Драко вдруг поворачивается и смотрит прямо на Гермиону. Мгновение ей кажется, что она увидит его сомнения, страхи и желания.
Но его глаза пустые.
И очень тёмные из-за расширенных зрачков.
Моргнув, Малфой быстро переводит взгляд выше на своего отца.
— Давай, Драко, — произносит тот со сталью в голосе. — Ты знаешь, что должен сделать. Предатели крови в каком-то смысле даже хуже грязнокровок. Те не выбирают, какими родиться, предатели же осознанно делают свой выбор. И поэтому не заслуживают жизни.
Сердце Гермионы пропускает удар, а потом подпрыгивает и ускоренно бьётся где-то под горлом.
Он говорит про выбор.
В этой ситуации, в этом кошмаре наяву Люциус Малфой убеждает своего сына сделать выбор.
И убить человека.
Судорожный вздох вырывается из её рта, когда Драко отворачивается и неспешно вскидывает палочку. Наконец Гермиона смотрит на Рона.
Он пытается приподняться, чтобы не валяться перед Малфоем на полу. Видно, что каждое движение даётся ему с трудом, но он упрямо вскидывает подбородок.
— У тебя кишка тонка, хорёк, ты трус и всегда им был.
Драко едва заметно вздрагивает.
Беллатриса внезапно издаёт истеричный смешок и, оказавшись вплотную к Рону, запускает руку в его волосы. Её ногти впиваются в кожу головы. Она держит Рона так же, как Люциус держит Гермиону.
Беллатриса легко взмахивает палочкой
— Круцио.
Гермионе кажется, что воздух вокруг Рона сгущается и вибрирует от силы магии и его крика.
— Рон, нет!
Малфой слегка сутулится и немного опускает руку с палочкой. Но заклинание обрывается в тот же момент, и Рон сжимается, прерывисто дыша.
Гермиона хочет ему помочь. Она мечтает о том, чтобы ей в голову пришло чудесное решение и она смогла бы прекратить этот кошмар для них обоих. В этот момент она готова молиться, умолять, готова отказаться от своей магии и даже расстаться с жизнью.
Она готова.
Ради Рона.
Она видит, как он стискивает челюсти и, напрягая шею, медленно поворачивается к ней. Они встречаются взглядами. Сердце Гермионы рвётся в клочья, когда он печально качает головой. Она прикусывает губу, чтобы не закричать.
Не смей.
Даже не думай об этом.
«Ты не веришь, что мы выберемся?» — спросил он у неё тогда. Она должна была соврать. Они оба должны были верить.
До последнего.
— Давай же, — слышит она; голос Люциуса нетерпеливый, раздражённый и отдаёт отчаянием почти таким же, что заставляет трястись саму Гермиону.
Драко вновь поднимает палочку, но медлит, будто ожидая чего-то. Он бледнеет ещё сильнее, его лоб блестит, а взгляд направлен не на Рона, а куда-то в пустоту.
Гермиона сама не замечает, как начинает шептать мольбы, но никто не обращает на неё внимания.
Рука Люциуса в её волосах напрягается.
— Убей его, Драко.
Это звучит как приказ.
— Пожалуйста, нет, мы правда ничего не зна…
Он будто и не слышит её слов. Драко делает небрежное движение палочкой, зелёная искра вырастает на её конце.
— Авада Кедавра.
Искра срывается и вмиг рассекает пространство; Рон дёргается и падает замертво.
Гермиона подаётся вперёд всем телом, отчаянно плача.
Голос Драко Малфоя бьётся у неё в ушах, словно птица, угодившая в клетку. Он врывается в голову и впечатывается в мозг, и Гермиона слышит его слова снова, и снова, и снова…
«Авада Кедавра».
Так просто.
— Нет! Этого не может быть, нет, пожалуйста, нет…
Малфой всё ещё держит палочку, направив её на бездыханное тело Рона.
Она видит, как он лежит, широко раскинув руки, его голубые — такие знакомые, такие родные — глаза распахнуты, и Гермиона не может отвести взгляд, заходясь в рыданиях и даже не пытаясь справиться с накатившей истерикой. Опять становится тяжело дышать.